Стратонавт поневоле - Леонид Треер

Наконец, мастер начал затихать. Он бессильно лежал на земле, бормоча какие-то слова:

— Шампер, бампер, тургар, кило картошки, заштопать носки, дважды два четыре, постирать рубашку, какир финики, глуп, карамба, глуп…

Раздалось посвистывание — Тараканыч спал. Путешественники почтительно ждали его пробуждения. Минут через двадцать запахло паленым, чародей вскрикнул и проснулся. Он лежал так близко к костру, что начали тлеть его брюки. Общими усилиями удалось спасти штанину. Тараканыч важно взглянул на шар и гордо спросил:

— Ну, как моя работа?

— Здорово! — ответил Коля. — Осталось заклеить пробоины…

Кудесник почесал затылок и вздохнул.

— Не мой профиль. Мы злые волшебники, в основном по разрушительной части…

Услышав слово «волшебники», Редькин вздрогнул:

Так это и есть остров Нука-Нука? стараясь скрыть волнение.

— Нука, нука- важно подтвердил Тараканыч, — через дефис.

— Школу мапуятам вы обещали? Чародей поморщился:

— Мы, пацан, вообще ничего никому не обещаем. Ты про школу лучше у Клавки спроси.

— У какой Клавки? — опешил Редькин.

— А вон едет. Хиппи проклятое! — Тараканыч сплюнул. — Он у нас добрый…

Обернувшись, Коля увидел долговязого человека в желтых вельветовых брюках, в голубом жилете, надетом на голое тело. Светлые волосы достигали плеч. Человек не спеша ехал на велосипеде, почти касаясь земли журавлиными ногами, длинные усы его, закрученные штопоров цеплялись за листву деревьев. По усам разгуливали Mаленькие пестрые птички. Больше всего поразил Редькин велосипед, имевший пять механических рук. Руки приводились в движение вращением педалей и были занят странными делами. Одна рука подносила ко рту волшебника огромную грушу, которую он с хлюпанием кусал; вторая вытирала платком сок, стекавший по подбородку; третья отгоняла от него мух, а последние две руки стучали на пишущей машинке, установленной на багажнике велосипеда.

Коля, очарованный необычным изобретением, побежал за волшебником. Велосипедист продолжал путь не оборачиваясь.

Звонко стучали клавиши пишущей машинки. На белом листе было напечатано:

«…В связи с чем прошу оградить меня, моих коллег от подлости и хамства Тараканыча и его клики. В противном случае буду вынужден обратиться…»

Коля побежал быстрей и, поравнявшись с чародеем выпалил:

— Здрасьте!

От неожиданности велосипедист перестал крутить педали, и все пять механических рук безвольно повисли, как головы убитого дракона.

— Ух, парень мой, испугал ты меня, — озираясь, пробормотал волшебник. — Я сдуру решил, что таракановцы шалят. У нас тут, парень мой, такая заваруха…

Он печально вздохнул и слез с велосипеда. Его нескладная фигура вызывала жалость и сочувствие.

— Как тебя, парень мой, величать и какая задумка привела в наши края?

— Николай Германович Редькин, — представился Коля. — А прибыл я, что бы узнать насчет школы для мапуят.

— Николай, значит… А я — Клавдий Элизабетович. — Он оглянулся. Из кустов выглянула и скрылась фуражка Тараканыча. — Прохвост сгорает от любопытства.

Он щелкнул пальцами, в тот же миг налетел ветер, сорвал кепочку с любознательного Тараканыча, закрутил ее и понес. Злой волшебник с воплями помчался следом.

— Не те силы, не те междометия, — пробормотал Клавдий Элизабетович. — Эх, Николай… Кругом трагедии, кругом антибиотики. И каждому надо, и каждомудай… А где взять-то на всех?..

Редькин почтительно выслушал сетования волшебника и вернулся к разговору о школе.

— Благородный ты человек, парень мой, — с уважением сказал чародей. — Я бы рад помочь мапуятам, так не дают. Все добрые начинания на корню рубят.

И он поведал Коле о войне в общежитии. Рассказ волшебника испортил Редькину настроение. Он вспомнил свою клятву и ликование островитян, поверивших ему… Ну нет, пока обещание не будет выполнено, он домой не вернется.

— А долго еще воевать? — спросил Коля.

— Может — год, может — два, — Клавдий Элизабетович развел руками. — А может — и всю жизнь. Тут вопрос принципиальный: добро схлестнулось со злом. Победит, естественно, добро. Но когда-этого я тебе, парень мой, сказать не могу. Будем ждать.

Ждатъ нельзя, — твердо сказал Редькин — прийдется строить школу без волшебников. Усы Клавдия Элизабетовича уныло опустились.

— Обижаешь, Николай, — укоризненно произнес он, — обижаешь. Я ведь к тебе всем сердцем, а ты сразу сердишься. Ну чем я виноват, ежели этот чертовый Тараканыч плетет интриги и заговоры?

— Да я и не сержусь, — смягчился Редькин. — Я понимаю. Война есть война. — Он почесал затылок. — Вы у только помогите, пожалуйста, починить воздушный шар сказали, вы можете.

Клавдий Элизабетович сконфуженно замялся, поманил Колю и, нагнувшись, прошептал ему на ухо:

— Слухи явно преувеличены. В технике я, паре мой, ни бум-бум. Честно говорю.

— Велосипед вон какой сделали, — недоверчиво сказал Редькин.

— Велосипед мне на юбилей подарили. А руки эти один мастер приделал, частным образом

— Мне бы только кусок сантокрона достать, — Коля, вздохнул, — а пробоину я и сам заклеил бы…

— Сантокрон, парень мой, у коменданта имеется первый этаж, дверь в конце коридора. Только предупреждаю будь с Ягором повежливей, у Ягора сейчас шалят нервы Клавдий Элизабетович посмотрел на часы и нахмурился, Через полтора часа кончится перемирие. Опять заваруха начнется, будь она неладна. Ты уж, Николай, поторопись а то, неровен час, пострадаешь. Парень ты замечательный и я не выдержу, если с тобой что случится… Ну, мне пора еще надо запастись продуктами.

Он с чувством пожал Колину руку, вскочил в седло понесся. Разом встрепенувшись, заработали механические конечности.

Захватив Сида, Коля отправился к коменданту. Было около одиннадцати часов вечера. У входа в общежитие со скрипом раскачивался фонарь, заставляя плясать тени деревьев. Здание стояло пустое и мрачное. В коридоре длинном и узком, тускло светили засиженные мухами лампочки. Гуляли сквозняки, хлопая форточками и двери На стенах висели выцветшие плакатики:

«Джин, не лезь в бутылку!»,

«Чесать спину о косяки строго запрещается!»,

«Закон один везде и всюду: поел-убери за собой посуду!» В конце коридора промелькнула чья-то фигура. Сид побледнел и тут же повернул к выходу, но Коля схватил его за руку и, стуча зубами, прошептал:

— Я с вами, Сид. Ничего не бойтесь, пока я с вами. Без сантокрона мы отсюда не уйдем.

Успокаивая Джейрано, Редькин успокаивал и себя. Наконец они остановились у железной двери с табличкой «Комендант».

— Входите! — раздался сзади чей-то голос. Воздухоплаватели обернулись и увидели небритого человека в синем халате и берете.