Сеть Сирано - Наталья Потёмина

А кто меня лучше? Может быть Ирка Чигавонина? Та же хрень, только в квадрате. У меня хоть один единственный, а у нее каждый день новый. Как это у нее получается? Непонятно. Вот ко мне на улице еще ни разу никто не пристал. Я, может, и рада была бы познакомиться где-нибудь в метро, просто так, ради спортивного интереса. Так ведь нет! Смотреть — смотрят, а подойти бояться. Почему так? Ирка говорит, что у меня на лбу черным по белому написано «Институт благородных девиц имени Клары ЦеЛкин». Именно ЦеЛкин! А никак иначе. То есть не балуй, все равно не даст поцелуя без любви, не говоря уже про что другое. Да и ладно. Не больно и хотелось. Нужны мне эти случайные знакомства? О, нет, благодарю!

То ли дело сидеть с Илюшенькой в какой-нибудь душной аудитории и разговаривать, разговаривать, разговаривать… Он у меня такой умный иногда бывает, закачаешься. Если бы не он, я бы в аспирантуру даже и не сунулась. Работала бы сейчас в школе, учила бы детей уму-разуму. Хотя на фига им этот ум? Никакой от него пользы.

Взять хотя бы моих парнасцев и символистов. Досточтимая Франция, вторая половина девятнадцатого века. Эдмон Ростан и сотоварищи. Не смешите меня! Кому сейчас может быть полезна сага о Савиньене де Сирано де Бержераке? Его жизнь, его поэзия, его любовь? Чему он может научить, чему у него можно нахвататься? Тонкой эстетики чувств? Богатой языковой палитре? Философичной меланхолии? Мазохичной жертвенности? Подавленной страсти? Неудержимой чувственности? Жизнерадостной шаловливости? Сиюминутной упоенности? Каждодневной праздничности? Подкупающей искренности? Вечной любви? Не смешите меня, а то я заплачу.

Прийти к детям, и сказать — нате, берите! Учитесь, пользуйтесь, наслаждайтесь! Представляю, что они мне скажут. О нет, странная девочка, благодарим! Оставьте свой серебряный век в его серебряном прошлом. Это слишком мягкий металл для нашей грубой повседневности. Железный оскал действительности требует адекватного ответа. И напрасно, тетя, вы нам слезы льете. Жизнь скучна, как честный семьянин. То ли дело нечестный.

Взять хотя бы нашего любимого Илюшеньку, то есть Илью Петровича Загонова, декана самого женского из всех максимально женских факультетов университета. Прелесть и милашка. Радость моя и беда.

Она его за профиль полюбила, а он ее за восхищенье им. Странно, да? Влюбиться в профиль. Такое может случиться только с таким чучелом как я. Что такого было в этом профиле необыкновенного, притягательного, завораживающего? Нос как нос, губы как губы, подбородок как подбородок — ничего примечательного. Но это только на первый мимолетный взгляд. А если ты долго стоишь в разноцветно-джинсовой очереди за сосиской, а впереди тебя маячит единственный серый с искрою пиджак, то хочешь ты этого или не хочешь, но внимание на него обратить придется. Особенно если ты первокурсница, а это значит, что ты еще не в курсе. Чего не скажешь о завсегдатаях. Они давно уже все разведали и нанесли на карту местности буквально все опасные зоны, которые за версту нужно обходить, если не хочешь стать заживо засосенной. Причем, незнание этих мест не только не освобождает от ответственности, а напротив, усугубляет ее. Какого, спрашивается, такого ты сюда полезла? Не видишь, что ли, искорки мелькают? Разноцветно-яркие. Думаешь, это от пиджака? Ничего подобного! Это от болота. Еще пару шагов к заветной сосиске и все, кроха, капец. Пахучая густая горчица накроет тебя с головой без права на спасение. А тебе это надо?

Если б заранее кто предупредил… Соломку, возможно, подстелила бы… А так… Что в профиле тебе моем? Нос? Губы? Подбородок? Или все сразу? В одном, так сказать, флаконе. В гармонии, в равновесии, в совпадении, когда все эти грандиозные выпуклости самой природой, породой или волей капризного случая так любовно и одновременно строго подобраны, что они хороши ни столько в своих индивидуальных особенностях, сколько в их неповторимой совокупности и тонкой, филигранной подобранности друг под друга. И вся эта невозможная красота строго выстроена в одну вертикальную линию: о, этот нос, о, эти губы, о, этот упрямый-упрямый-упрямый невозможно упрямый подбородок! Античность отдыхает, Микеланджело посрамлен, Давид подгибает оба колена, когда мой драгоценный Илюшенька стоит в очереди за сосиской. Чего бы это ты так проголодался, дружок? Или дело не в сосисках? А просто хочется побыть в тесноте и не в обиде, среди молодых жарких тел, алчущих хлеба и мяса? Демократ ты мой замаскированный, популист ты мой тайный, я же все вижу. Только не оглядывайся. Только не показывай мне все лицо. Только не спугни очарованья. Ну вот! Я, кажется, попалась.

На мне сосиски, как водится, закончились. Обойдемся ледяной вчерашней котлетой. Она, как и его фас, была совершенно никакой. Бывает же такое несоответствие вида спереди и сбоку. На самом деле Илюшенькин нос оказался гораздо примитивней, чем ожидалось, губы пухлее и как-то ярче что ли? Вот только подбородок так же мужественно велик, но при этом бестолково вял. Может быть, только лоб гораздо лучше. В профиль он не очень проглядывался из-за косой длинной челки, а в фас оказался неожиданно высоким и светлым. А еще глаза — серые, глубокие, насквозь прозрачные. Виссарион Белинский собственной персоной. Критикуйте меня, сударь, критикуйте! Любите ли вы меня так, как я вас люблю? Нет, это я первая спросила, пожиратель вы мой глазастый, змий проголодавшийся. Куда мне деться от вас? Я ваша навеки. Вся и полностью. Метаться, в общем-то, поздняк. Все главное, уже случилось и произошло. Девочка хлебнула горчицы и задохнулась. Приятного ей аппетита за завтраком, обедом и ужином. На долгих пять лет и зим. Плюс два годы аспирантуры.

Ах, мама, мама, как же ты была права! Но как ты не понимаешь, что от твоей вечной как мерзлота правоты все наши общие с тобой беды. Нешто я такая дура, как тебе кажется? Я же твоя плоть и кровь. Мы одинаково с тобой думаем, чувствуем и даже говорим. Ты начинаешь предложение, я его заканчиваю. В тебе возникает идея, во мне — способы ее воплощения. Я, как и ты, нанизываю массу ненужных прилагательных в одном предложении, что только путает мысль и делает ее еще более парадоксальной. Иногда нам и этого не нужно, мы просто обмениваемся взглядами и читаем мысли друг друга. Может быть, именно от этого мне так трудно с тобой. Ты мое второе, будущее, многоопытное «я». Мудрое, последовательное, бескомпромиссное, а потому так упрямо отторгаемое.

Мама, любимая, дорогая, дай мне наделать моих собственных ошибок, набить свои личные шишки, самостоятельно наломать дров. Тем более, что я давно уже нахожусь в этом процессе и даже научилась получать от него удовольствие. Илюшенька, идол мой бесчувственный, чему ты меня только ни научил. В будущей жизни я тоже смогу не любить, но быть любимой. Ох, уж я и расстараюсь! Ох, и разойдусь! Мало никому не покажется. Ответите мне за все, мои будущие растлители. Если, конечно, вы еще случитесь. Да и было бы кого растлевать? Мой Илюшенька о вас позаботился, всему, меня, фантазер неистощимый, научил. Лицом в грязь любой постели не упаду, оправдаю.

Говоришь, мамулечка, интернет? Знакомства даром и подзавязку? А не попробовать ли мне уйти в это одиночное плаванье налево? Ради испытания, не побоюсь этого слова, чувств? Не все тебе, мой рассеянный, надо мной измываться. Вижу как сейчас: твой гостеприимный буфет, сочные брызгающиеся сосиски, свежие, вновь поступившие тела… И тут я — серая моль и летучая мышь. А впереди беспросветный вторник и тусклый четверг. А у вас, вечно молодых и бесконечно юных такое новое лазоревое ландо. Имея такое чудо, можно даже не утруждать приятеля просьбой о предоставлении койко-места, а воспользоваться просторным задним сиденьем нашего сплошь кожаного салона. Какая, право, прелесть, забористость, сласть. Если бы не одно маленькое «но». Куда девать эту прежнюю, постаревшую, надоевшую, потерявшую давным-давно тонкий аромат девственности и чистоты?