Дети зимы - Лия Флеминг

Он остановился и снова посмотрел на пустые поля. Сколько понадобится поколений, пока его новые овцы научатся понимать здешнюю погоду, привыкнут к этим холмам, будут знать, где можно безопасно пастись на болоте, где под стенами укрыться от снега? Когда его жизнь вернется в прежнюю, нормальную колею? Он хочет, чтобы у него было стадо и приличный доход. И ему не нужны дети, которые носятся по всей его ферме.

* * *

Неужели эти дороги никогда не кончатся? Бланш вздыхает. Она так много лет путешествует по утомительным тропам времени; она – тень на стене, слабое мерцание во тьме, ее можно увидеть лишь как отражение в глазах лающего пса, который чует ее запах, рычит и вонзает зубы в пустоту.

Только глаз невинного существа способен узреть тень, ставшую пленницей между мирами. Кузина Хепзиба чувствует ее появление и намерения, но ничего не знает о мире, ограниченном стенами этого проклятого дома.

Хепзиба бессильна против такого ежегодного пришествия, она похожа на жалкую клячу в стойле. А она, Бланш, свободна и может мчаться галопом по холмам, словно дикая белая лошадь, в вечном поиске. Но сейчас ее силы тают.

Я устала от этого вечного поиска. Лишь сердце ребенка видит мои волшебные треугольники в лесах, мои серебряные игрушки возле водопада. Я чую, что девочка близко даже сейчас… Я больше не узнаю себя. Господи помилуй. Верни мне то, что по праву мое, и я успокоюсь. Иисусе, святая Дева Мария, спасите меня.

Возвращаясь в свое новое жилище, Кэй и Иви сделали крюк, чтобы взглянуть на старинный дом с верхнего поля, откуда его фасад был виден целиком. Дом состоял из двух половинок, прямо не дом, а какой-то двуликий Янус. Одна половина была трехэтажная, белая, с карнизами из песчаника, с шестью окнами на каждом этаже, по три с каждой стороны от входной двери. Восемнадцать окон ловили каждый дюйм солнечного света, и дом был похож на смеющееся лицо, глядящее со склона на речную долину.

Задняя половина дома смотрела на север узкими щелочками глаз-окон. Невысокая, из грубого камня, она принимала на себя весь напор непогоды.

В холодном зимнем воздухе не слышалось птичьих голосов. На траве валялись красные ягоды боярышника, словно капельки крови; ветер гнал листья по обнесенному стеной саду, из высокой трубы поднимались клубы дыма. Кэй невероятно хотелось осмотреть дом внутри. Только надо было придумать какой-нибудь предлог для того, чтобы постучать в дверь.

Когда стали сгущаться сумерки, она постучала в заднюю дверь, сжимая бутылку вина – подношение мистеру Ворчуну в надежде, что он пойдет на мировую и устроит для них экскурсию. Под лай колли его хозяин открыл дверь и кивком впустил их в дом, удивленно глядя на бутылку. Он решил, что они ошиблись дверью.

– Что это? – Он с интересом посмотрел на этикетку.

– Просто подарок от Иви – за то, что она прыгала на ваших стенах… Ваша мать сказала, что вы могли бы устроить нам экскурсию по дому. Надеюсь, вы не возражаете? – Кэй улыбнулась.

– Дверь матери с той стороны дома, где фасад… но вы можете пройти через мою половину… только не обращайте внимания на мой беспорядок. – Фермер торопливо провел своих визитерш через кухню. Тут пахло как во дворе фермы: коровьим навозом, мокрой собачьей шерстью, мыльной водой и застарелым табачным дымом с легкой примесью подгоревшего хлеба и жареного бекона. На кухонном столе валялись рекламные листки, номера газеты «Фармерс Уикли», счета, нераспакованный хлеб и стояла бутылка из-под молока. В раковине томились немытые тарелки и кружки. Возле плиты висели комбинезоны и рабочие рубашки. Кэй торопливо шла мимо этого холостяцкого хозяйства, стараясь не глазеть по сторонам и ощущая свою неуместность на этой кухне, и тут же споткнулась о пакет с собачьим кормом и цинковое ведро с водой. Колли спрятался от непрошеных гостей под столом, но с интересом понюхал руку Иви, которую она протянула к нему.

Через несколько минут, наполненных малозначащими репликами, Кэй уже жалела, что решилась на такой визит, но в душе решила осмотреть дом самостоятельно, как-нибудь. Сквозь черную дубовую дверь они попали в коридор, а потом в большой холл с каменным полом, на котором лежал обтрепанный шерстяной ковер-килим. На ковре стоял гигантский стол красного дерева. Сбоку Кэй увидела большой, уютный камин. Стол, казалось, служил барьером между двумя половинами комнаты. В огромном буфете хранилось множество оловянных тарелок; на буфете лежали телефон и нераспечатанная почта, стояло и чучело кроншнепа под стеклянным колпаком. Кэй взглянула на старинный вексель в рамке на стене, датированный 1753 годом. На стенах висели темно-коричневые фотографии, а над лестницей большие портреты. В комнате ощущался затхлый запах сырости.

Кэй мельком заглянула в соседнюю комнату и увидела там книги, компакт-диски, стереоустановку, старую софу и мраморный пол перед камином; парадная когда-то комната теперь превратилась в берлогу фермера. Музыка – ключ к этому человеку, машинально подумала она. Все прочие двери наглухо закрыты.

Они медленно поднялись по лестнице, разглядывая портреты; глаза изображенных людей неотрывно следили за ними до верхней площадки. Там Ник отворил дверь в гостиную, нежилую и холодную, с миниатюрами на стенах и красивой мебелью георгианской эпохи. Тут получился бы приятный салон, если зажечь камин и раздвинуть шторы. Ведь окна выходят на юг, из них открывается роскошный вид на долину.

– Вы когда-нибудь пользуетесь этой комнатой? – спросила она. – Какая она изящная и пропорциональная.

– Раньше пользовались, когда приезжали гости, а теперь нет. Сейчас это просто еще одна комната, нуждающаяся в отоплении. Один из моих предков построил ее для своей жены. Остальные комнаты на этаже – спальни. – Он поднялся с ними на следующий этаж; там все комнаты были забиты хламом, старинными медными остовами кроватей и столиками для умывальных принадлежностей. Иви увидела прялку, но когда потрогала ее, в воздухе повисло облако пыли, заставившее всех чихать.

– Как видите, в Уинтергилле нет ничего особенного, – проворчал их гид с пренебрежением, словно он был агентом по продаже недвижимости и речь шла не о его родном доме.

– Нет-нет, тут замечательно. У каждой из этих комнат найдется своя история. А вид какой! – с пафосом возразила Кэй, любуясь просторными спальнями. – Для постройки такого большого дома нужно было много денег.

– Когда-то на овцах сколачивали большие состояния, – ответил Ник, пожимая плечами. – По преданию, здесь во время гражданской войны однажды ночевал Кромвель со своими слугами. Одно время Сноудены были за парламент, но жили неплохо и после возвращения короля. Они были пуританами – и платили штрафы за то, что молились не в церкви, а в часовне, – добавил он, чувствуя ее интерес. – Думаю, эти каменные стены могли бы рассказать историю Йоркшира, про хорошие и плохие времена. Если бы у меня было время, я бы стал потихоньку разбирать старинные бумаги, всякие там сделки, завещания и прочее.

– Как интересно, – улыбнулась Кэй. – Если вам нужна помощь с латынью…

– Спасибо, но даже такие фермеры, как я, учили в школе латынь, – отрезал он, и она покраснела, надеясь, что он не счел ее слова высокомерными. На несколько секунд его угрюмое лицо осветилось энтузиазмом, а глаза сделались голубыми – не как холодный лед, а скорее цвета дельфтской керамики. Неужели викинги оставили свое потомство на этих холмах? – размышляла она, с интересом глядя на его высокую фигуру, длинные ноги и загорелую кожу. Но вскоре теплота момента растаяла, вернулась угрюмость.