Хрустальное сердце - София Герн

— Никита, помнишь, мы с тобой были в музее Эндрю Логана в Уэллсе? Знаете, на меня почему-то его работы совершенно не произвели того сногсшибательного впечатления, о котором все говорят.

— Это просто бренд, — сказал Кирилл. — И уже все равно, что он там такое натворит. Парень знает толк в саморекламе. Вот и все. Он поступает, как в свое время Дали под чутким руководством Галы.

— Хочешь, я буду твоей Галой? — засмеялась Вера. — Хочешь?

— Очень! — ответил Кирилл и поцеловал ее в губы, покосившись на Катю. Она только плечами пожала.

— Нет, ребята, вы не правы. Логана просто боготворят нынешние творцы «альтернативно прекрасного». С ним работал даже Ренцо Пьяно. А он сам мировая величина. Так что не надо говорить, что Логан величина дутая. Я так не думаю. А ты, Верочка, просто манерничаешь. Гала ты наша новоявленная. А между прочим, пара браслетиков от Логана у тебя имеется.

— Ну и что? Они мне по стилю подошли к одному сюртучку. Но надела я их лишь раз. Слишком уж это. Даже для меня. Катя, как ты думаешь, правда у Россари из «Even» потрясающая идея раковины с аквариумом? Чудо! Настоящее чудо. Представляете, вы моете руки и любуетесь на рыбок.

— По мне, так это просто садизм какой-то, — сказал Никита, — я еще видел знаменитый унитазный бачок Бекерта, тоже аквариум. Идиотизм. Хотя идея застывшей воды, которую Катя предложила с этими блоками, мне понравилась.

— Не знаю, — сказала Катя, вдруг ощутив, что голос ее звучит как-то глухо, а голоса остальных доносятся как из колодца, в который ее все сильнее и сильнее утягивает. — Что-то мне нехорошо.

— Шампанское так подействовало? — удивилась Вера.

— Не знаю, — повторила Катя и тихо сползла со стула.

Очнулась она в спальне, но все еще ничего не понимала. Из-за вмонтированного в стену, излучающего голубоватый свет светильника казалось, что все плывет в какой-то туманной водянистой мгле.

«Они что-то там говорили про аквариум, про рыбок… И я отключилась… Я рыбка… в аквариуме…»

Ей показалось, что ее тело запуталось в сети, она металась из стороны в сторону, но безрезультатно, лишь все больше запутывалась. Потом были какие-то вспышки, и кто-то освобождал ее из одной ловушки, заманивая в другую. В ловушку сильных неумолимых рук, которые суетливо ползали по ее обнаженному — почему обнаженному?! — телу. Кате показалось, что это маленькие песчаные крабы, в изобилии выброшенные на берег волной прибоя, которых они как-то видели с Хоакином. Ее вновь накрыло волной, и опять она почувствовала, как сдавливают ее грудь холодные пальцы, как впиваются в ее шею острые зубы. Ее хочет кто-то убить? Нет. Это просто такой поцелуй.

— Ты призрак? — прошептала она.

— Почти, — прошелестело откуда-то сверху.

Ноги Кати сами собой раздвинулись, и в нее вонзилось горячее твердое копье, а неумолимые руки сдавили ее ягодицы. Призрак двигался быстро и жестко. На мгновение она опомнилась, попыталась вырваться, но не смогла. Над ней опять зажглась яркая вспышка. А потом все померкло. И из темноты донесся чей-то глухой шепот: «Ну, что? Все просто замечательно! Хоть в Интернете на сайте «Шлюхи» вывешивай! А ты, Кит, просто гигант секса. Или тоже ее хотел, как твой папаша?» — «Замолчи, идиот. Может, не надо было все это затевать? А? Они и так не видятся», — ответил другой голос, тоже звучащий как сквозь вату. «Мальчики! Вы закончили ваше черное дело?» — насмешливый женский голос. Это Вера. Да, его дочь. И его сын тут же рядом. Катя судорожно вобрала в себя воздух и разрыдалась, но через мгновение опять ухнула в бездонный колодец. И падала, падала, падала, и не было у него ни начала, ни конца. Ледяная бездна.

Она очнулась в пустой квартире, где никого не было, остались только следы паскудной вечеринки, которые скоро наверняка придет убирать домработница.

«Надо быстрее одеться и бежать отсюда, бежать! — Катя почти ничего не помнила из прошедшего вечера, только понимала, что произошло нечто отвратительное. Все тело болело так, словно по ней проехался грузовик. Кто был со мной? Никита? Кирилл? И то и другое кошмарно. Зачем они все это сделали? Для чего? — И внезапно ее осенило: для того чтобы предъявить фотографии Сергею. Вот для чего. И эти яркие вспышки… Кадр за кадром бывший муженек снимал ее вместе с Никитой. — Может быть, и Вера присутствовала? — Это был чудовищный спектакль, главную роль в котором отвели Кате. — Почему я так быстро отключилась? Мне… мне что-то подсыпали в шампанское. Разве это проблема? Для таких клубных людей достать любой наркотик не составит труда».

Катя кое-как собралась и вылетела пулей из этого царства холодных поверхностей и прямых острых линий, которое она сама и создала. Дверь девушка просто захлопнула, хотя и очень хотелось оставить ее открытой.

На улице светило солнце и было холодно. Город предчувствовал зиму, она уже дышала в затылок ноябрю. Катерина поймала какого-то частника на стареньком «жигуленке», таком же потрепанном и отживающем свой век, как и его хозяин. Все время, пока они добирались до ее дома, шофер громко и агрессивно выступал против «бандитского государства», словно речь толкал на митинге. Голова Кати раскалывалась, а дед все громыхал своим жестяным прокуренным голосом.

Дома было тихо и мрачно, несмотря на солнце, льющееся в окна, и радужные оттенки стен. И что теперь делать?

«Бежать», — услужливо подсказал внутренний голос.

И Катя подумала, что поддастся ему и снова убежит от своих проблем. И снова не попытается что-либо исправить. Потому что это не тот случай, когда можно объяснять и исправлять. Все кончено. И она поступила глупо, когда не послушала Станкевича. Он ведь ей советовал объясниться с Сергеем, не верить на слово его сыну. Может быть, тогда все обернулось бы иначе. И все встало бы на свои места. И Оленин предостерег бы ее. Но история, увы, не знает сослагательного наклонения. А Федор выражается еще резче: «Если бы у бабушки были бы яйца, она была бы дедушкой».

После длительных водных процедур Катя выползла из ванной совершенно обессиленная, но все равно не легла. Спать уже не получилось бы. Она открыла запертый ящик своего секретера — вот они, бумаги. Все цело и в порядке. Ее принц с Антильских островов словно предчувствовал свою смерть. Иначе зачем бы ему составлять завещание незадолго до катастрофы? И завещание это было в ее пользу. И оказалось, что Катерина Симонова владелец не только дома в Ангилье, но и всего Хоакинова бизнеса, с которым она совершенно не знала, что делать.

«Продать», — советовал ей юрист. Но тогда девушка была в таком страшном состоянии, ушедшая в себя и отрешенная, бесконечно страдающая, что даже не задумывалась над этим…

Недавно ей звонил Джейсон Поллак, друг и поверенный в делах Хоакина. Он звал ее приехать и окончательно разобраться с делами. Но она никак не могла решиться. И дотянула наконец — пряталась от одной боли, нажила другую, да теперь еще и дала себя втянуть в омерзительнейшую, препаскуднейшую историю…

Катя почувствовала, что сходит с ума, пытаясь разобраться в происходящем. Ей нужно было с кем-то поговорить. И после недолгих колебаний она решила позвонить Марине, своей подруге и главному редактору одного из модных глянцевых журналов. Марина всегда сама смеялась над их колонкой с советами психологов по поводу всего на свете, вернее, всего того, что интересует среднестатистическую женщину. Но грамотный маркетинг, заслуга главного редактора, диктовал именно такой подход к изданию — максимум картинок, совсем немного текста, да и тот — рекламно-развлекательного характера; более серьезный журнал вряд ли выдержал бы больше одного тиража.