Гедонисты и сердечная - Ольга Новикова

Самый лучший способ – заняться самостоятельной работой, своей карьерой.

Марфа уже сколько лет бьется. Конечно, сегмент рынка, в котором конкурируют экономические проекты, сильно забит, но Дубинин может же за нее слово замолвить. Там, тут – и ради него потеснятся. А ей и нужно только, чтобы не отмахивались – во всех ее работах новый взгляд. Неожиданный, рискованный, но хитроумный. Сам Филипп, в одиночку, побоялся бы идти по такому пути.

А дружок даже не явился на обсуждение ее проекта. Почему – не объяснил. «Что же ты не спросишь?» – возмутился тогда Филипп. «Он не любит извиняться, оправдываться. Наверное, была причина…» – вот и весь ответ покорной бедняжки. Она-то, не раздумывая, отменит любое дело, если ему зачем-то понадобится…

По подсчетам, Марфа уже должна приехать. Одна порция пассажиров вывалилась из метрошного пространства в подземный переход, другая… Люди, как циркачи, научились уворачиваться от хлопка прозрачной створкой, посаженной на тугую пружину. И все-таки в их Крылатском попадаются такие, кому приходит в голову, что можно и придержать за собой дверь. Хороший у них район…

Филипп полез в карман – забыл, что в их подземном переходе нет зоны покрытия… Отвел взгляд на зеленый экран мобильника и чуть было не пропустил Марфу. Спину ее поникшую заметил.

Бедная… В две мужские силы пригибает ее к земле…

Так стало жену жалко, что он готов был просить у нее прощения не только за себя, но и за Дубинина. Перед женщиной виниться за всех мужчин…

Самоотверженное сочувствие, не показное, а бесхитростное – ключ. Марфина душа открылась:

– Он прочитал мою работу… «Замечательно! Я бы сам до такого поворотца не додумался!» – сказал.

Ведь это значит – похвалил? – Марфа остановилась, повернула к Филиппу пылающее лицо. Глаза расширились, чтобы удержать набухающие слезы.

– Конечно!

С чем угодно согласишься под напором такого страдания. Но Филипп хорошо знал уловку, которой, по всей видимости, воспользовался Дубинин: в любой работе легко отыскать пустячок, за который можно поощрить автора. Вникать в проект для этого не обязательно. В результате все довольны, отношения не испорчены.

Похвалить и забыть. А потом никто не мешает бросить черную метку при голосовании, хмыкнуть, когда начинают хаять эту работу. Если твои собственные интересы требуют поддакнуть кому-то другому. Такое двуличие крутые профессионалы даже не замечают… И Марфа о нем прекрасно знала. Да что «знала»… Сколько раз она изобличала своих и Филипповых коллег в… непоследовательности.

Ну обрати же свой рентгеновский взгляд на Дубинина! Нет, перед ним она беззащитна.

Перед любовью?..

«Но сам я больше никогда так не буду делать!» – пообещал себе Филипп.

– А он отказался от очень заманчивого контракта. В своей иронично-хвастливой манере рассказал об этом, когда мы из кафе вышли. «Я потом подумал, не перекинуть ли его тебе… Даже пробовал позвонить начальнику главка, но тот куда-то уехал…» И все… – Марфа все-таки заплакала. – В электричке уже, когда мне выскакивать, про урожай антоновки вспомнил. «Я тебе привезу», – пообещал. Значит, я ему не чужая?

Кольнуло. Но Филипп сдержался. А утром, за завтраком, все-таки вспылил:

– Твой Дубинин живет по принципу: помочь никому невозможно. Никому чужому. Родственники не в счет.

Он открыл дверцу холодильника и, тупо глядя в его нутро, выкрикнул:

– Нельзя помочь!

Постояв в замешательстве некоторое время перед полками, как перед витриной, он с чмоком захлопнул дверцу, так ничего оттуда не выудив.

– Якобы пытаться нечего! Можно только наблюдать и хладнокровно констатировать эту истину.

Филипп снова сел за стол, наклонился к кофеварке, стоящей справа от него на подносе, в углублении углового обтрепанного дивана. Налил себе кофе и, сделав глоток, забыл о нем.

– Живет прямо по той зверской новелле, где два героя… Счастье одному выпадает только за счет несчастья другого. Автор еще и Бога привлек в союзники. Мол, счастья мало. На всех не хватает. Попробуйка одним одеялом укрыть восемь человек. Много ли достанется каждому? Значит, тяни на себя! И в конце подпущена лицемерная слеза: жалко того, несчастливца. Ведь умер, бедоноша. На словах автор сочувствует, а на деле вместе с персонажем-счастливцем наливается соком… Тем соком, который уходит из второго героя.

Филипп снова вскочил. Теперь знал зачем: достал из холодильника вишневое варенье, которое летом сварила Марфа. Полез было в банку своей ложкой, но от инстинктивной, а совсем не сердитой укоризны жены одумался, вынул розетку из шкафчика над мойкой и в нее положил несколько бордовых ягод. И уже потом стал пить остывший кофе вприкуску с прохладным вареньем. Не замечая холода, который шел от молчавшей Марфы.

– Автор лицемерно утверждает, что ничего поделать нельзя. В то время как герой очень даже поделывает: своими руками обрубает информационный канал!

– Какой канал? – Марфа сложила руки на груди, пытаясь сама себя согреть. – Что ты так мудрено рассказываешь?

– Тот, через который в жизнь его обычной семьи вторгалась правда. Правда о чужом несчастье. – Филипп приосанился: конечно, женщинам всегда нужно объяснять попроще. Своей невнятицы не заметил. – У героя-эгоиста была слишком чуткая жена. Подруга систематически докладывала ей про новые невзгоды несчастливца. Так счастливец специально встретился с этой подругой и велел ей заткнуться, не возникать насчет чужих бед. Блатная логика… Зэки зовут в побег наивного человечка, «барана», чтобы было кем подзаправиться, когда кончатся припасы. Смотри, не взял бы тебя Дубинин в такую к себе пару.

В пылу Филипп не заметил, как из защитника Марфы превратился в ее обвинителя. Добавил ей отчаяния.

Эгоистическое подсознание (альтруистического не бывает) незаметно передергивает, когда человек не умеет честно отделить свой интерес от чужого. Чего в данной ситуации и требовать нелепо…

Муж, жена и ее друг…

И реплика Дубинина «надо будет прочитать диссертацию Филиппа, все-таки не чужой человек», которой Марфа когда-то давно обрадовала мужа, в корне ничего не меняет.

Марфа, как будто понимая это, устало согласилась:

– Можно помочь. Само желание добра – это дуновение теплого ветра, оно обогревает и подталкивает вперед. А если не один человек, а несколько тебе желает добра, то может получиться мощный поток. Вверх человека вынесет и заслонит от ледяных порывов ненависти. Которой всегда больше. В сглаз, в силу зла все верят, а в силу добра… Но в природе все продумано: тычинка – пестик, женщина – мужчина, огонь – вода, зло – добро…

Была бы похитрее, тут бы остановилась. Но привязанность к Дубинину опять вступила в противоречие с логикой, и у нее вырвалось:

– Дубинин тут ни при чем… Он помог мне расширить взгляд. Гораздо интереснее жить, если перестаешь все события и каждого человека соотносить с собой. Вот ты дергаешься, даже если Василия Леонтьева покойного хвалят. Почему, мол, про тебя забыли в этот момент… Просишь ничего от тебя не скрывать про Дубинина… Сам выуживаешь из меня все, до мелочей про него, а ревность выскакивает. Не сразу, так потом. В отместку злишься.