Сосны. Заплутавшие - Блейк Крауч

Она вытянулась на диване.

Пэм уселась на стуле и скрестила ноги. На ней был белый лабораторный халат поверх серой юбки и очки в черной оправе.

– Рада снова видеть вас, Тереза, – сказала она.

– И я рада.

– Как дела?

– Кажется, всё в порядке.

– Полагаю, вы впервые пришли навестить меня после возвращения вашего мужа.

– Правда.

– Наверное, очень хорошо, что он вернулся.

– Изумительно.

Пэм вытащила из нагрудного кармана авторучку и включила ее. Развернув вращающееся кресло к столу, она нацелилась ручкой на разлинованный блокнот, на обложке которого значилось имя Терезы, и спросила:

– Кажется, дальше последует «но»?

– Нет, просто прошло пять лет. И многое случилось.

– И теперь вы чувствуете, будто замужем за незнакомцем?

– Мы отвыкли друг от друга. Это неловкое чувство. И, конечно, непохоже, чтобы мы могли сесть и поговорить о Соснах. О той безумной ситуации, в которой очутились. Его швырнули обратно в мою жизнь и ожидают, что мы будем вести себя как идеальная семейная пара.

Пэм нацарапала что-то в блокноте.

– Как, по-вашему, адаптируется Итан?

– Адаптируется ко мне?

– К вам. К Бену. К своей новой работе. Ко всему.

– Не знаю. Как я уже сказала, непохоже, чтобы мы могли с ним общаться.

– Это верно, согласна.

Пэм снова развернулась лицом к Терезе.

– Вам приходится задумываться о том, что ему известно?

– Что вы имеете в виду?

– Вы совершенно точно знаете, что я имею в виду. Итан был объектом «красного дня» – и единственный за всю историю Сосен спасся. Вы не задумывались, сумел ли он выбраться из города? Что он видел? Почему вернулся?

– Я никогда его об этом не спрашивала.

– Но вы гадаете об этом.

– Конечно. Он как будто умер – и вернулся к жизни. У него есть ответы на вопросы, которые не дают мне покоя. Но я никогда его не спрашивала.

– Вы с Итаном уже вступали в интимную близость?

Глядя в потолок, Тереза почувствовала, что багровеет.

– Да.

– Сколько раз?

– Три.

– Как все прошло?

«Все это не твое гадское дело».

Но она сказала:

– Первые два раза были слегка неуклюжими. Вчера же все было лучше лучшего.

– Вы кончили?

– Прошу прощения?

– Тут нечего стыдиться, Тереза. Ваша способность или отсутствие таковой испытывать оргазм – это отражение вашего умонастроения.

Пэм самодовольно ухмыльнулась.

– И, возможно, навыков Итана. Как ваш психиатр, я должна знать.

– Да.

– «Да» – вы кончили?

– Вчера – да, кончила.

Она наблюдала, как Пэм начертила «О» и рядом – смайлик.

– Я беспокоюсь о нем, – сказала Тереза.

– О вашем муже?

– Прошлой ночью он вышел посреди ночи. И не возвращался до рассвета. Я не знаю, куда он ходил. Я не могу спрашивать. Я это понимаю. Полагаю, он преследовал кого-то, кто пытался сбежать.

– Вы когда-нибудь подумывали о бегстве?

– Уже несколько лет – нет.

– Почему?

– Сперва я хотела сбежать. Я чувствовала себя так, будто все еще живу в старом мире. Как будто тут тюрьма или надо мной ставят эксперимент. Но странное дело… Чем дольше я тут оставалась, тем нормальнее все становилось.

– Что становилось нормальнее?

– Не знать, почему я здесь. Не знать, что на самом деле представляет из себя город. И что находится за его пределами.

– И почему, как вы думаете, это стало для вас более нормальным?

– Может, я просто адаптируюсь или старею, но я поняла: каким бы странным ни был город, тут все не так уж сильно отличается от моей прежней жизни. Не отличается – когда я взвешиваю одно и другое и сопоставляю. Взаимоотношения в старом мире были по большей части поверхностными и несерьезными. Моя работа в Сиэтле в качестве помощника адвоката заключалась в том, чтобы защищать интересы страховых агентств. Помогать страховым компаниям лишать людей к чертям собачьим их страховых выплат. Здесь я целыми днями сижу в офисе и почти ни с кем не разговариваю. Одинаково бесполезные занятия, но, по крайней мере, теперешняя моя работа не причиняет людям существенного вреда. Старый мир был полон загадок, которые были превыше моего понимания – мироздание, Бог. Что происходит, когда мы умираем. И здесь тоже множество загадок. Те же самые движущие силы. Та же самая человеческая бренность. Просто теперь все происходит лишь в этой маленькой долине.

– Итак, по-вашему, все очень схоже.

– Возможно.

– Вы верите в то, что это – загробная жизнь, Тереза?

– Я даже не знаю, что значит «загробная жизнь». А вы знаете?

Пэм молча улыбнулась. Улыбка была лишь фасадом, в ней не было никакого утешения. Стопроцентная маска.

Уже не в первый раз Тереза задалась мыслью: «Кто эта женщина, которой я выкладываю свои секреты?» Срыв покровов был в некоторой степени ужасающим. Но непреодолимое влечение к истинному общению с другим человеческим существом перевешивало все.

Тереза сказала:

– Думаю, я просто вижу в Соснах новую фазу своей жизни.

– И что в этом самое трудное?

– Самое трудное в чем? В том, чтобы здесь жить?

– Да.

– Надежда.

– Что вы имеете в виду?

– Почему я продолжаю вдыхать и выдыхать? Я бы сказала, это самый трудный вопрос для всех, кто застрял в этом месте.

– И как бы вы на него ответили, Тереза?

– Мой сын. Итан. Возможность найти отличную книгу. Метели. Но это не похоже на мою прежнюю жизнь. Нет ни дома мечты, в котором хотелось бы жить. Ни лотереи. Я раньше тешилась фантазиями о том, что поступлю в юридическую школу и открою собственную практику. Стану успешной и богатой. Удалюсь на покой вместе с Итаном где-нибудь в теплом месте с ясным голубым морем и белым песком. Где никогда не идут дожди.

– А ваш сын?

Для Терезы это было неожиданностью. Эти три короткие слова ударили ее с коварной силой внезапной молнии. Потолок, в который она смотрела, начал исчезать за пеленой слез.

– Будущее Бена было самой большой вашей надеждой, так? – спросила Пэм.

Тереза кивнула. Когда она моргнула, из уголков ее глаз побежали две дорожки соленой влаги и потекли по лицу.