52-е февраля - Евгения Пастернак

— Сам ешь! — огрызнулся Тёмка.

— Извини, — сказал папа тихо. — Я просто перепугался, когда ты пропал.

Тёмка колебался.

— Да бери уже, — ненатурально рассердился отец, — мне вторая рука нужна, машину вести.

Барбариска оказалась вкусная, но живот заурчал, требуя чего-нибудь более существенного.

— Спасибо, — сказал Тёмка, чмокая конфетой.

— Не за что…

И папа опять улыбнулся чему-то своему.

— Что ты все лыбишься? — спросил Тёмка, чтобы заглушить урчание внутри себя.

— Да я с помощью этой конфеты уже просил когда-то прощения.

Тёмка недоверчиво погонял леденец во рту.

— То есть не этой, — поправился папа, — но такой же. Помнишь, я тебе про школьную любовь рассказывал? Вот тогда мне барбариска очень пригодилась…

Они не разговаривали целый год после «того случая»…

Сам «тот случай» Саша боялся вызвать в памяти даже на минутку. Он старался не давать себе этой минутки, набросился на учебу так, что учителя нарадоваться не могли, — и скоро математичка просила его объяснить сложную задачу (которой, как все подозревали, сама не понимала). Пошел на дзюдо, потому что три двухчасовые тренировки в неделю — это шесть часов, когда можно ни о чем не думать, кроме «захват» — «обманка» — «бросить» — «контрить» — «удержать» — «уйти из удержания». За хорошую учебу родители подарили магнитофон, новенький, кассетный — слушал каждую свободную минуту все, что мог добыть, от «Kiss» до «Аквариума». Научился подключать к телевизору, чтобы использовать его колонки, — получалось с посторонним треском, зато громко.

И каждое утро думал о том, что вот сегодня точно подойдет и извинится. И все будет как раньше. Даже подходил, видел ее испуганные глаза и проходил мимо.

А однажды весной приехала тетя Даша. Она была молоденькая (на двенадцать лет моложе мамы) и смешливая. В ее честь устроили застолье, на котором Саша ухаживал за тетей, а она заливисто хохотала: «Ты что, тетушке глазки строишь?». Потом они вместе мыли посуду, и тетя Даша спросила:

— Чего хмурый? Влюбился?

Он чуть не выронил тарелку, которую вытирал, но кивнул.

— Это нормально! Поругались? Или боишься признаться?

— Поругались.

— Прощения просить пробовал?

Саша набычился:

— А чего я? А если она виновата?

— Неважно, она или ты, — тетушка ловко орудовала ершиком. — Прощения всегда просит мужчина! И не спрашивай почему, так устроена природа!

Он промолчал. Так в молчании и домыли.

Уже уезжая, тетя Даша воровато оглянулась и сунула ему в руку что-то маленькое и липкое:

— Съешь — и все наладится! Она волшебная.

Подарок он сунул в карман куртки и рассмотрел его только дома. Это была конфета. Барбариска. У нее был такой вид, как будто ее долго таскали в кармане.

Ни в какое волшебство он, конечно, не верил и есть барабриску не стал. Зато он вдруг понял, как им помириться…

Динку от метро до дома довел Кирюха.

Только сейчас она сообразила, что этот веселый парень в вязаной шапочке и наглаженный, причесанный педант в белой рубашке, которого она видит каждое утро, потому что он всегда ровно в восемь пятнадцать садится в машину, — один и тот же человек.

— А когда ты настоящий? — спросила Динка.

— Не знаю, — задумчиво ответил Кирилл, — но я тоже сейчас об этом думаю.

А потом неожиданно добавил:

— Мама хочет, чтоб я был юристом. Папа хочет, чтоб я зарабатывал. А я бегаю ночью по городу и откапываю машины… Будешь поступать — никого не слушай. Просто представь на секунду, что этой байдой придется всю жизнь заниматься.

Динка попыталась себе представить хоть что-то, чем готова заниматься всю жизнь, и не смогла. Тихо вошла в квартиру, услышала плеск воды в ванной и решила быстренько лечь спать. Не тут-то было!

Грянул телефонный звонок.

Динка схватила трубку.

— Да, бабушка! Нормально, дома сидим, никуда не выходим, — отрапортовала она в телефон. — Чтоооооо? Ты только не плачь!

— Что случилось? Кто плачет? — мама вылетела из ванной с зубной щеткой в руках.

— Бабушка, — растерянно сказала Дина. — У нее Пуська сбежала…

Оказывается, весь ураган собака Пуська просидела глубоко под диваном, избавив хозяйку даже от попыток ее выгулять, но как только ветер утих и оконные стекла перестали дребезжать, Пуська вспомнила о том, что неплохо было бы проветриться.

Они вышли. Пуська провалилась.

Сначала она дико испугалась, в ужасе начала выскакивать из сугроба, жалобно завывая. Была выдернута оттуда и поставлена на дорожку. Тут надо сказать, что Пуська — белый японский шпиц и в сугробе смотрится очень гармонично, сливается с ним полностью.

А потом у Пуськи в голове что-то переклинило, и она на бешеной скорости унеслась вдаль. Бабушка уже полчаса бродит по окрестным дворам и не знает, что делать. Не оставлять же бедное животное на улице?

Пока бабушка рассказывала эту печальную историю, Динка успела снова надеть куртку.

— Ты куда? — спросила мама.

— Пуську искать, — вздохнула Дина. — Собак мы сегодня еще не спасали.

Мама прыснула и отправилась одеваться.

Обычно бабушка живет в пяти минутах ходьбы. Сегодня дорога растянулась на двадцать минут движения на четвереньках. Дворы еще никто не расчищал, и сугробы намело выше человеческого роста.

— Ладно найти черную кошку в темной комнате, — рассуждала Динка, переваливаясь через очередной сугробик, — комната хотя бы закрыта, и кошка там есть. А как найти белую собаку посреди белой пустыни? И если ли она тут, вот в чем вопрос?

Очень хотелось искать Пуську вдоль освещенных дорог и на расчищенных кусочках улицы, но, к сожалению, эта территория мгновенно закончилась, пришлось углубляться во дворы.

Мама сдалась первой, остановилась под фонарем и принялась строчить объявление в «Фейсбук». Мол, кто увидит белую собаку, не бойтесь, это не привидение, это наша Пуська — позвоните нам, мы ее заберем.

— Ну и куда могла рвануть эта красавица? — недоумевала мама. — На свидание, что ль, побежала?

Мама стрельнула глазами в сторону Дины. Та сосредоточенно вышагивала рядом.