Тень летучей мыши - Михаил Нестеров

«Ауди» остановился около ангара, рядом с которым красовался белоснежный самолет бизнес-класса...

И только теперь Марковцев увидел своих сопровождающих и поначалу принял их за китайцев. Он высказал свои мысли вслух, успокаивая Ясона:

– Если бы нас хотели убить, убили бы давно.

Один из них открыл дверцу «Ауди» и, сопровождая свои слова жестами, велел Марковцеву выйти наружу.

– Только ты, – добавил он, указав пальцем на Сергея.

– Мы куда-то летим? – спросил Марковцев, демонстративно глядя на самолет. – Куда, если не секрет?

– В Каракалпакстан.

– Язык сломаешь...

Каракалпакия

Машины неслись в сторону Миздакхана, укрепленной крепости двадцатиметровой высоты. Рядом – некрополь, раскинувшийся на территории шестьдесят гектаров, и развалины золотоордынского города. Сергей Марковцев предположил, что путь лежит в войсковую часть, из которой отправился в последний путь Валерка Кознов.

Перед глазами возник капитан с похмельным духом. В его красных, непросыхающих глазах застыла жуткая смесь лютой ненависти и смертельной тоски. Он не проходил здесь службу, он боролся за выживание. Он олицетворял собой колониста и оборотня одновременно: выл на луну и был готов порвать любого, кто встанет у него на пути.

Капитан:

«Нам предложили забрать его... Это лучше, если бы он остался в местном морге. Но все... как это?.. Все процедуры с ним они закрыли».

Его трудно было слушать. Он не умел связно говорить. Но был ли он уверен, что окружающие его понимают с полуслова?

Он откинул с трупа простыню, и Сергей увидел то, что некогда было человеком... В первую очередь он обратил внимание на нос Кознова. Он был такой формы, как если бы на него давили, дожидаясь окоченения. Он разглядел шрам в виде крестика. Эту отметину ему оставили в московской комендатуре. «Я сидел в камере, которую когда-то обживал сам Гоголь». Врал, конечно, Валера.

«На лице – следы от побоев». Капитан сыпал специальными терминами, которых нахватался во время приема-передачи трупа, и слушать его стало совсем невыносимо. На руках защищающиеся следы елочкой. Сергей помнил, ему в голову пришло сравнение: как будто по Валерке луноход проехал. Жуткие следы трепанации, выбритые участки на голове, смертельная рана. Монстр Франкенштейна.

Капитан распланировал все заранее. После того как они осмотрели место преступления, пообщались с автором неповторимой «забегаловки»: «Официально признан умершим», судмедэксперт взял на себя функции судьи...

Марковцев всюду ходил за капитаном, который стал связующей нитью между ним и Козновым. Не холодным, что уже лежал в гробу, а бездыханным, только что отдавшим Богу душу. Для Сергея этот момент был важен, хотя его природу он объяснить не мог. Ему нелегко было расставаться с капитаном, фамилию которого он не запомнил. Он залез в кузов «Урала» и осмотрел деревянный ящик, сколоченный местным столяром: доска к доске, сучок к сучку; не вместилище для перевозки гроба, а шифоньер. Ящик прикрепили к ближнему короткому борту грузовика, чтобы не растрясти дорогой. Солдаты положили гроб с телом в ящик, обложили матрасами, и он стал похож на улей, укутанный на зимовку. Глядя на все это, Сергей Марковцев наконец-то согласился с капитаном: везти гроб с покойником на поезде, да еще с пересадками, – дело гиблое. Вдвойне гиблое, если брать в расчет этот край, который Сергей отчего-то называл Туруханским.

На следующий день они – двое водителей и Сергей как сопровождающий – тронулись в путь. Он навсегда запомнил позу, лицо капитана. Он как будто оставался один на острове.

Водители меняли друг друга каждые восемь часов. За это время один успевал напиться и проспаться – это на зависть тому, кто сидел за рулем. Им было не больше двадцати. За время пути они съели пять килограммов соленой кильки и восемь буханок черного хлеба. Сергей тоже пил, когда вздумается, то с одним, то с другим солдатом. Особо в память врезались последние метры пути. Водитель подъехал к дому. Сергей указал ему на подъезд, где жил Кознов. Он нажал на педаль тормоза и упавшей головой на баранку одновременно. Он вырубился. Второй водитель спал и не проснулся. И Сергей подумал: «Что там полгода на орбите. Попробуйте прокатиться с берегов Амударьи до Москвы-реки на трехосном «Урале» – когда у вас вместо воды – водка».

Их ждали. Человек двадцать у подъезда. Кроме Валеркиного отца Сергей не знал никого. Он поздоровался с ним. Залез, покачиваясь, в кузов. Взял припасенный гвоздодер, снял крышку с ящика. Обернулся. В кузов залез Валеркин отец. Он попросил Сергея открыть крышку гроба. Поработав гвоздодером над наживленными гвоздями, сдвинул крышку. И закрылся рукой... Трупный запах преследовал его на протяжении нескольких дней. Кроме него он различал только запах водки. Он пил неделю. Столько же восстанавливался.

Кознова хоронили в закрытом гробу. На языке вертелось: выносили из закрытого помещения.

И вот Сергей Марковцев в начале «уральского» пути – но четверть века спустя. Зачем он здесь, на окраине Ходжейли, в «краю паломников»? Скоро он это узнает.

Дворцу в зоне видимости некрополя, где по поверью находится могила Адама, мог позавидовать султан Брунея. Сергей порадовался двум сопровождающим его нукерам: один бы он с этими дверями не справился.

Его встречал хозяин этого богатого дома. Марковцев впервые вживую увидел топоры с золочеными рукоятками, ятаганы с золочеными клинками, щиты, луки и другое старинное оружие на каменных стенах. И вместо приветствия он выложил комплимент:

– В кино такое оружие висит на фанерных перегородках.

Хозяину было слегка за пятьдесят. Он словно готовился к передаче Зайцевой «Без галстука».

– Здравствуй, дорогой, – приветствовал он гостя мягким баритоном и протянул руку.

Сергей прикинул: если нужно будет, язык ему развяжут. И он, помня еще, что его лестный отзыв о богатой коллекции оружия прошел мимо ушей хозяина, с разговорами решил повременить. Кивнув в ответ, ответил на крепкое рукопожатие хозяина.

– Узбек, – заодно представился тот.

– Это я понял, – ответил Марковцев. – Вы похожи на узбека. Разрез глаз, родоплеменные традиции и все такое прочее налицо.

– Узбек, – стоял на своем хозяин. – Меня назвали так в честь Султана Мухаммеда Узбека, хана Золотой Орды. В моем паспорте так и записано: Султан Мухаммед Узбек. Проходи, присаживайся. Я знаю, ты любишь коньяк.

– Но только в компании хороших людей. Налейте мне и себе.

Султан рассмеялся, как оперный певец, забывший роль.

– Ты с дороги. Устал. Я дам тебе возможность отдохнуть. А пока что скажи: что чувствовал на пути к моему дому? Вспоминал старое? Ведь ты не в первый раз в Ходжейли?

– Проезжал мимо. Я был в Нукусе.

– Это рядом.

– За здоровье хозяина, – Марк поднял бокал.