Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова - Алексей Моторов

В этот раз он тоже был на своем месте, широко развалившись на лавке с очередной девкой, что-то шептал ей на ухо, отчего та хохотала как полная дура, а в промежутках с чувством и хрустом уплетала хлеб с сахарным песком. И только я начинал вытягивать колодезное ведро, крутя за ручку ворота, как он принимался за свое:

— Та що ты так вертиш, як псих, верти спокийнише, а то всю воду розплескаты, поки витягнеш! От ты, кацап безрукий!

Чего мне больше всего хотелось, так это повернуться и хорошенько дать этим ведром по его пустой башке. А он все не унимался:

— Ось чому вы, москали, ничого робиты не вмеете, як вы живете в Москви вашой? И хто тильки там вам воду носить?

Я уже перелил воду, перехватив ведро поудобней за ручку, максимально напрягся, но все равно легко нести не получалось, ноги подгибались, вода выплескивалась на кеды, и я даже не знал, кого ненавижу больше — себя или этого чубатого за спиной.

— Дывись не впади, дохляк! Може, тоби мамку покликаты?

Какое же оно тяжелое, это проклятое ведро, как же далеко его нести! У меня жилы от шеи готовы были оторваться.

— Я молодше був, так и то по два видра тягав! — гордо сообщал он своей жующей крале.

Я еще не успел отойти, и мне все было слышно. Девка, перестав на секунду чавкать, начала живо интересоваться:

— Михась, а цей хлопчик, вин чомусь одне видро несе?

А Михась лишь этого и ждал. В спину мне раздается его радостный гогот:

— Вин не хлопчик, вин дистрофик!

За все это время Валя ходила с нами на реку всего раз или два. Она вообще старалась не показываться на солнце, говорила, что, ежели у нее обгорит нос, хлопцы задразнят. Но тут, в последнюю неделю нашего отпуска, солнце скрылось за мглой, и Валя согласилась. На нашем месте не было ни души, лишь журчание реки и крик далеких птиц нарушали тишину. Я искупался и только достал книжку, как тут появились двое.

Они расположились неподалеку и, пока устраивались, все поглядывали на нас, в основном на Валю. Два молодых крепких мужика. Один блондин, другой брюнет. Брюнет разделся, с шумом полез в реку, второй даже раздеваться не стал, закурил и опять принялся бесцеремонно разглядывать Валю, прищуриваясь и ухмыляясь. Та сидела нарочно поодаль от нас с мамой, ближе к кустам, чтоб уж точно не обгореть. Почувствовав взгляд мужика, Валя немного смутилась и покраснела. Тем временем мама перевернулась на спину, затем села, нацепила очки и с большим интересом стала наблюдать за тем, как плывет брюнет.

— Смотри, Алеша, — вдруг очень громко начала она, — вот как нужно правильно плавать кролем!

Блондин на мгновение перестал смотреть на Валю и теперь с любопытством уставился на маму. А ту было уже не остановить. Ее голос разносился далеко над водой:

— Помнишь, сколько раз я тебе объясняла, что, когда плывешь кролем, нельзя крутить головой и дышать нужно только в воду? А ты? Посмотри, посмотри, тебе говорят, как мужчина это делает! Вот почему ты так не плаваешь?

Я вздохнул, отложил книжку и тоже принялся подглядывать за брюнетом. Тот доплыл до противоположного берега, ловко забрался на кручу и, раскачавшись на тарзанке, красиво вошел в воду, изобразив нечто вроде сальто, вынырнув аж в десяти метрах от места вхождения. Да, я так точно никогда не научусь. Но зачем маме уж так кричать, когда я рядом и все прекрасно слышу.

— А теперь смотри, как нужно плавать брассом! Не понимаю, почему ты говоришь, что тебе брассом не нравится! Нужно просто скользить по воде, вот так, как мужчина, и ничего трудного!

Блондин как-то нехорошо ухмыльнулся, поднялся, щелчком отбросил окурок в реку, засунул руки в карманы и вразвалочку направился к Вале.

Он присел рядом с ней, протянул пачку сигарет. Валя отрицательно помотала головой. На этот раз тот усмехнулся еще гаже и сплюнул в сторону. Стал о чем-то спрашивать Валю. Мама, увлеченная моим воспитанием, этого не заметила. Валя была у нее за спиной. Из-за маминых криков долетали лишь обрывки их разговора.

— Ты местная? — поинтересовался блондин.

Валя кивнула и что-то сказала. Потом она его что-то спросила.

Мужик покачал головой, в упор глядя на Валю. Валя опустила глаза. Тогда уже он ответил, и я расслышал:

— Не, мы с Ростова! Ростов-папа, знаешь? У нас кореш откинулся, проведать нужно.

Тем временем брюнет, вдоволь накупавшись, вылез на берег, и оказалось, что он весь покрыт татуировками: звезды на плечах, звезды на коленях, купола на груди и все такое. При этом он был необычайно мускулистым, просто как цирковой силач.

Мама восприняла увиденное по-своему и чрезвычайно вдохновилась:

— Алеша, тебе нужно обязательно заниматься спортом! Обязательно! А то так и останешься хилым! Вот вернемся в Москву, сразу иди и в секцию записывайся!

Тогда я решил посмотреть на маму таким особым взглядом, чтоб она почувствовала, что пора бы ей уже и закругляться, но та намек не поняла.

И тут события стали разворачиваться с невероятной стремительностью. Блондин придвинулся вплотную к Вале и приобнял ее. Валя поежилась и скинула его руку, немного отодвинувшись. Тогда он хмыкнул и привлек к себе Валю решительно и грубо. Валя вскочила на ноги, я тоже. Только сейчас мама, почувствовав неладное, осеклась и замолчала и, наконец обернувшись, увидела, что же тут происходит в пяти шагах у нее за спиной.

Валя попыталась отойти, но брюнет уже приблизился к ним и заступил ей дорогу, а блондин схватил за руку. Обнаружилось, что и у него татуировки, во всяком случае, я разглядел перстни на пальцах. Мама тоже вскочила на ноги и закричала:

— Что вы делаете! Прекратите!

А эти даже не обратили на нее внимания. И когда Валя с негодованием вырвала руку, этот блондин в перстнях схватил всей своей татуированной пятерней Валю прямо за лицо и с силой впечатал ее в песок, так что земля загудела:

— Будешь ты еще мне дергаться, мандавошка!

Не мешкая, они схватили рыдающую Валю, один за одну ногу, другой за другую, и поволокли в заросли ивы, хохоча и подвывая.

Мы оба орали, бежали следом, я хватал их сзади, мама колотила им по спинам:

— А ну пустите ее, пустите, подонки, подонки!

Они остановились, блондин обернулся и лениво ударил маму в плечо, отчего она кубарем полетела на землю. Я дико заорал и принялся лупить его что есть мочи, но он врезал мне ногой в бок с такой силой, что у меня остановилось дыхание.

Мама вскочила первой и снова бросилась очертя голову отбивать Валю:

— Мерзавцы, звери, подонки!

Тут этот мускулистый брюнет, стилем плавания которого лишь недавно восхищалась мама, свободной рукой схватил ее за горло и прошипел прямо в лицо:

— Задушу, падаль!

Я с трудом поднялся, наглотавшись слез и песка. Ослепленный неизведанной прежде ненавистью, я схватил какой-то увесистый камень и со стоном запустил брюнету в голову. Камень, просвистев на полметра выше, врезался в отлом берега, туда, где построили свои укрытия ласточки-береговушки.