Пассажирка с "Титаника" - Наталья Солнцева

Если Генриха отравили, значит, у него был враг. И враг этот присутствовал в зале. Все его видели, но никто не догадывался, какие черные планы зреют в его голове. Люлю – записная сплетница – наверняка подскажет ей пару-тройку интересных версий.

– Вот он, номер! – обрадовалась Катя. – Уцелел! Чудесно.

На дисплее высветилось настоящее имя Люлю: Лидия Демцова. Вот кто посвятит Катю в тонкости чужой частной жизни. При правильном подходе, разумеется…

* * *

Жилище Люлю представляло собой смесь роскоши и убожества. Старые стены нуждались в ремонте, зато на них теснились картины в массивных багетных рамах. Потолок в гостиной облупился, зато с него свисала дорогущая хрустальная люстра. Рассохшийся скрипучий пол покрывали пушистые ковры. На мебели из мореного дуба лежала пыль. Цветы в китайской вазе увяли.

– У тебя уютно, – притворно улыбнулась Катя. – Старинный дом, высокие потолки.

– Бывшая коммуналка, – объяснила хозяйка. – Когда появились деньги, я выкупила у соседей их комнаты и теперь живу в этих хоромах. Нравится?

– Очень.

– Хочешь прикупить что-нибудь из живописи по сходной цене?

Катя кивнула, чтобы заинтересовать Люлю. Без выгоды та не станет тратить время на разговор. Тем более они с Катей даже не приятельницы – просто знакомые.

– Я была у Доры в больнице, – сказала гостья, пока Люлю сидела за ноутбуком, выводя на монитор каталог. – Ей ужасно плохо.

– Ой, не говори! Я до сих пор в себя не пришла! Сижу на таблетках. Так перенервничала, ты себе не представляешь!

Наверное, на ее прическу пошла уйма лака. Косметики Люлю тоже не жалела. Глаза подвела к вискам, как Клеопатра, губы отливали жирным малиновым блеском. Дома она одевалась так же вызывающе, как и на людях. Салатовые брючки плотно облегали ее бедра, а кофточка трещала по швам, подчеркивая каждую складку ее откормленного холеного тела. Своей пышной фигуры Люлю совершенно не стеснялась.

– Ты ничего странного не заметила? – спросила Катя.

– Где?

– В тот вечер в клубе, когда умер Генрих.

– Вот, взгляни… лирические пейзажи, – обернулась Люлю. – Есть неплохие работы. Выбирай.

Катя сделала вид, что рассматривает картины. Люлю шумно дышала рядом. От нее пахло мятой и коньяком. Видимо, она снижала давление не только таблетками.

– Ну как? Прелесть, правда?

– Да, – рассеянно кивала Катя. – Но я предпочитаю жанровые сценки. Кокетка перед зеркалом… влюбленная пара на лесной полянке.

– Жанровые? Сейчас… минуточку…

Перед гостьей, сменяя друг друга, замелькали полотна в духе старых голландцев.

– Это подражание, сама понимаешь, – объяснила Люлю. – Но отличного качества. Девятнадцатый век. Будешь брать? Вот эти две пастушки на фоне мельницы просто изумительны. Рекомендую.

– Я еще подумаю.

– Давай-ка чаю попьем. Зелененького, для здоровья. А?

Катя согласилась, лишь бы задержаться у Люлю подольше, поболтать с ней.

– Мне теперь кофе нельзя, – пожаловалась та. – Из-за давления. Зря я пошла к Доре на помолвку. Знала же, что добром это не кончится. Сколько я страху натерпелась! Пока не выяснилось, от чего умер Генрих, я места себе не находила. Мы все могли сыграть в ящик! Вдруг в шампанском был яд? Я тоже его пила.

– Кому понадобилось травить Генриха?

– У человека всегда полно завистников. Взять хотя бы Дору. Она бездарность, которая пробивает себе дорогу деньгами своего папаши. Не каждому это по душе.

Катя не удивилась тому, что Люлю осуждает Дору. В их кругу такое в порядке вещей. В глаза говорят одно, за глаза – другое. Люлю знала все и обо всех, а недостающие сведения черпала в своем воображении.

– Думаешь, у Доры есть враги?

– Враги есть у всех, милочка. Вопрос в том, на что они способны. Слава Богу, Генрих умер от остановки сердца, а не от яда. Иначе я бы перестала ходить на тусовки. Это опасно! Кто-то, кому ты не нравишься, может отравить тебя. Ужас!

– Человек не умирает без причины. Наверное, у Генриха в тот вечер был сильный стресс. Ты не видела, он с кем-нибудь ссорился?

Люлю задумалась, поджав губы и уставившись на экран, где картинные пастушки мыли изящные белые ножки в прозрачном ручье.

– Не помню… – выдала она после продолжительной паузы. – Это не важно, ссорился – не ссорился. И без того известно, что Балычев люто ненавидит Генриха. У Доры тоже недругов хватает. С ее скандальным характером странно было бы ожидать всеобщей любви.

– Кто такой Балычев?

– Мутный тип. Говорят, он промышляет финансовыми аферами. А с Генрихом у него давние счеты.

– Какие?

– Из-за женщины, – подмигнула накрашенным глазом Люлю. – Старо, как мир.

– Балычев ухаживал за Дорой?

– Боже сохрани! Нет, конечно. Такие перестарки, как Дора, его не интересуют. Он обожает нимфеток. Болтают, что у него есть собственный бордель где-то под Москвой. Исключительно для личного пользования. Правда, иногда он берет с собой какую-нибудь важную персону, которой желает угодить.

Люлю наклонилась и, дыша на Катю смесью ментола и алкоголя, шепотом добавила:

– Ходят слухи, он большой шалун, этот Балычев. Нимфетки от него без ума. Он умеет угодить и самой распущенной, и невинной скромнице. Впрочем, это только слухи. Мужчины сплетничают почище нас, особенно когда речь идет о сексе!

Люлю захихикала и направилась к шкафчику с посудой. Кухня в ее квартире была совмещена с гостиной, и хозяйка могла «без отрыва от производства» готовить угощение. Она включила чайник, достала чашки и коробку с шоколадом.

Катя подошла и принялась ей помогать.

– А что не поделили Балычев и Генрих?

– У них произошел серьезный конфликт, – сообщила Люлю, насыпая заварку в старинный фарфоровый чайничек. – Еще в Париже. Ты бывала во Франции? Кабаре «Мулен Руж» знаешь?

– Муж водил меня в «Лидо». Это на Елисейских полях.

– Так вот. У Генриха с Балычевым произошла стычка в «Мулен Руж». Чуть до драки не дошло. Хорошо, что на представлении было много наших. Они вмешались и замяли ссору.

– Из-за чего же они сцепились? – удивилась Катя, вспоминая Балычева. Вероятно, он был неприметной внешности, раз ничем не выделился среди гостей Доры.

– Говорю же, из-за женщины. В «Мулен Руж» артистки как на подбор – все по метру восемьдесят, талия, грудь, ножки. У Генриха там племянница танцует.

– В кабаре?

– А что такого? Престижное место, между прочим. Надо же было случиться, чтобы Балычев запал именно на родственницу Генриха. В общем, он свихнулся на этой долговязой красотке! Начал подбивать к ней клинья, а Генрих возьми и настучи ее папаше. Париж – не Москва, там другие порядки. Словом, Балычев получил от ворот поворот и затаил обиду. Он подловил Генриха прямо в зале, на представлении, подошел к его столику и устроил разбор полетов. Тот не смолчал, и пошло-поехало.