Дамская визжаль - Михаил Борисович Бару

Глаза, как известно, страшат, а зубы, ежели их наточить на официанта и повара, — знай себе жуют. Когда я уже доедал этот самый шах-кебаб, еле ворочая языком от усталости, а не от водки «Престольная», из воздуха матери… материться в присутственном месте я себе не позволяю. Но когда матери… ализовавшийся официант, тоном, которым спрашивают о здоровье горячо любимой тещи, спросил меня: «Ну, как вам? Язык проглотили или он вас еще до Киева доведет?» — я не выдержал и похвалил лук, гранатовые зернышки и даже листики кинзы, но не шах-кебаб. Про него я высказался в том смысле, что он не только не шах, но даже не его визирь. Погонщик верблюдов, а не шах. Даже разрезать такой кебаб… Тут халдей всплеснул пухлыми ручками и воскликнул: «Что же вы молчали! Мы бы вам немедленно заменили блюдо принесли острый ножик!»

Вот сижу я дома, а вокруг меня на тарелках и тарелочках не суси, не кебабы и не хачапури, а самая обычная малосольная селедочка с лучком, рыжики на смородиновом листочке, помидоры соленые и буханка черного хлеба. Еще и хрен в баночке. Не зеленый узкоглазыйяпонский, а свой, родной до слез соседки. Прижмешь буханку к себе, отрежешь от нее горбушку, наколешь на вилку кусок селедки с колечком лука и… понимаешь, что рук налить водку катастрофически не хватает. Положишь селедку на хлеб, наколешь рыжик на вилку и… опять то же самое! Еще и помидор лежит неохваченный. А выпустить из рук селедку с лучком на горбушке, рыжик на вилке нет никаких сил. Тогда зовешь жену с тещей, чтобы и помидор, и водка — все было в едином строю и в полной боевой готовности. Вот они приходят, встают, как и положено, у меня за спиной ошую и одесную и начинают препираться — кому держать помидор, а кому рюмку с водкой. А я сижу, мокрый по пояс от слюны, и думаю: «Зачем люди ходят по ресторанам? На кой ляд им этот шах-кебаб? То ли дело — дома. Хоть и нет кебабов, зато сидишь, точно шах», и… тут жена с тещей решают, что водки мне на сегодня хватит.

На самом деле

мы счастливее их. Об этом мало кто из нас догадывается, а из тех, которые догадались, еще меньшее количество имеет мужество себе в этом признаться. Мы веками живем в ожидании лучшей жизни, а они там, как дураки, ею живут. Ожидание жизни лучше самой этой жизни. Если ты, конечно, тонкий ее знаток и ценитель, а не примитивный обыватель, который в голову только и делает, что ест. Спросите у любого: когда было лучше — до свадьбы или после нее? То-то и оно. А ведь какие были ожидания! Какие были мечты! У нас ведь о будущем не думают. У нас о нем мечтают. Лежат, к примеру, у костра на привале, на диване, на жене, на работе (нужное подстелить) в кольчуге, нагольном тулупе, кирасе, пыльном шлеме (нужное подчеркнуть) и мечтают: вот прогоним татар, шведов, французов, белых, красных, милиционеров, олигархов, чиновников (недостающее вписать) — и заживем! Да что олигархи! Теща наконец-то уедет к себе в Кандалакшу — и заживем! Встанем с дивана и заживем! Будем двигать науку, бороздить океанские просторы, сеять разумное, доброе и вечное. О, это наше чудесное будущее время… которое у них стало суровыми буднями. Вот и пусть теперь встают каждый день с утра пораньше и, как проклятьем заклейменные, двигают, бороздят, сеют до седьмого пота. Не зря они придумали пословицу: мечтай осторожнее. Обожглись уже. И только у нас все шиворот-навыворот. Только наш поэт мог такое написать: «Жаль только — жить в эту пору прекрасную уж не придется — ни мне, ни тебе». Лет двадцать назад мне даже показалось — ну все. Накаркал. Придется жить. А сейчас, когда все осело, всплыло, запахло, протухло (нужное подчеркнуть) — понятно, что еще рано бить тревогу. Еще не время жить. Еще время мечтать. Это ли не счастье?

Листая альбом

Рассматривал репродукции разных великих итальянцев, голландцев и думал — совсем у нас утрачено искусство парадных портретов. Взять хотя бы меня — буквально не в чем позировать. Ни шпаги, ни коня. Не говоря об орденах и лентах. Элементарных шпор — и тех нет. Ну, кроме пяточных. Из отложений солей. А если бы и были… Как их привязать к кроссовкам? И потом на коня еще нужно влезть. Но даже если и не на коне — если в кресле? С древними фолиантами, свитками и чертежами. Циркулем каким-нибудь. С глобусом Москвы на письменном столе. Где взять нужное выражение лица? Даже занять на время не у кого. Можно, конечно, и не в кресле. К примеру, на борту собственного судна. Играют волны, ветер свищет, и доктор на заднем плане медсестры такое себе позволяет…

Блоха собаки пограничника

В музее истории московского метро не один, не два и даже не три зала. Это и понятно — история московского метро уходит своими корнями в глубь Средневековья. Первые подземные пути сообщения, о которых не сохранилось никаких упоминаний, были устроены в Москве еще при великом князе Василии Втором, прозванном за это Темным. Линия была всего одна, и катался по ней Василий с ближними боярами и дружиной. Через какое-то время двоюродные братья Василия — князья Дмитрий Шемяка, Василий Косой и Дмитрий Красный, бывшие с ним в страшных контрах, построили свои, перпендикулярные линии. Что творилось на станциях пересадок… Бояре лаются, дружинники на мечах бьются, холопы, которые должны на веревках тянуть эскалатор, за шестеренки прячутся и дрожат, дрожат… Однажды дошло до того, что Ваське Косому, желавшему прокатиться по великокняжеской линии, неосторожно закрытыми дверями прищемило… После чего в народе его стали звать… И потом еще два десятка лет ходили войной друг на друга.

От тех допотопных времен нам не дошло, можно сказать, ничего. Вот только Сокольническую линию метро, основанную еще Дмитрием Красным, до сих пор красят в красный цвет