Фигуристы - Диана Королева

— А я с лестницы свалилась. Коленку ободрала.

Ира хмыкает.

— Жизнь — боль.

Я прыскаю. Мы выходим на арену. И замечаем команду хоккеистов. Ира ухмыляется:

— Сейчас будут конусы объезжать.

— Так, мужики! — тренер поднимает руку вверх, привлекая всеобщее внимание. — Щас вы все берете конусы и расставляете их. Приказ ясен?

Лёд сотрясается от нестройного «Да».

Через полчаса я присаживаюсь на скамеечку прямо рядом со льдом.

«Извращались как могли!» — прокомментировала Юлька, когда увидела эту жалкую попытку создать удобства.

Ирка подъезжает ко мне через пару минут.

— А я уж испугалась, что ты снова меня бросила.

— Я не бросала, — замечаю я, но не спорю.

Я и Ира сидим на лавочке, слушаем музыку и ведущего, постоянно ее прерывающего своим «где ж ваши ручки?»

— А ему сказать забыли, что на дворе апрель? — комментирует Ира.

Я пожимаю плечами, мне все равно. Я увлечена разглядыванием народа. А его тут немало.

В очередной раз убеждаюсь, что лёд просто невероятен своей способностью проникнуть в сердце людское и привести его на каток в середине лета. Он зажигает. Здесь ты можешь услышать самые необыкновенные истории от разных людей. И почему они тебе доверились? Ну, просто так.

Поэтому я и люблю фигурное катание.

Потому что это не просто набор отдельных движений, музыка и коньки, а целая история, которую рассказывает артистка. Фигурное — не короткий номер, а образ жизни. Где каждый рассказывает свою историю, только не словами, а эмоциями и движениями.

В нашу сторону едут две подружки-кукушки. Они специально разгоняются, чтобы врезаться в соседнюю лавочку, мат или ещё что-нибудь. Доезжают. Начинают шушукаться.

— Давай тише, нас сейчас найдут! — шепчет одна.

— Да они ж глухие, Наташ!

Вот даже такие истории. И может показаться, что им что-то угрожает. Пока сам не поймешь, с каким удовольствием эти «странные» люди просто катаются, просто играют в подобные «салочки». Да, удивительно, конечно.

К ним подъезжают два молодых человека, очевидно, партнеры.

— Эй! Вы чё эт тут? — кричит один.

Подходит к «Наташ», хватает на капюшон худи и тащит на каток. Второй смотрит на них с недоумением на лице. Чего, мол, здесь творится. А потом предлагает «оставшейся» девушке локоть.

— М-да. Хотела бы я также, — вздыхаю я. Поняв, какую глупость сморозила, кошусь на Ирку.

Та поднимает брови:

— А моя кандидатура тебя устраивать перестала? Могу за капюшон потаскать, когда он у тебя будет. Как тебе идейка?

— Плохая. И вообще, я не об этом.

Вид у нее заинтересованный, и я продолжаю:

— Ну знаешь, просто так приходить на каток. Кататься со своей второй половиной. Романтика… Ты, кстати, к Ладе не возвращаешься?

Она грустнеет, ну, не умею я поддерживать. Никак.

— Прости, — беру ее за руку.

— Ничего, — пожимает плечами она.

«Нет! Нет, не уходи! Я не смогу без тебя. Ну, пожалуйста».

— Даже в мыслях не имела. Аня, ты нужна мне. Не уходи никуда!

Вот и все слова, которые я хотела бы от нее услышать.

— Не уйду.

* * *

В метро — пусто и гулко. Станция «Akalla» поразила Анну до глубины души. Она изображала женщин: живых, усталых и мрачных и манекены: яркие, красочные и… искусственные. Завораживающая композиция!

Анна приехала сюда совсем недавно и сразу влюбилась в расслабленный и умиротворенный Стокгольм. А еще она мечтала порадовать одну особу, не отвечавшую ей на имейлы уже неделю.

Ей стоило нечеловеческих усилий выиграть грант на обучение, получить визу, собрав еще сто миллиардов «важнейших» бумажек, и, наконец, не проболтаться обо всем любимой.

Теперь Анна здесь. Гуляя по узеньким цветастым улочкам, катаясь на метро, она познает Швецию. Когда-то ассоциировавшуюся только с Ириной, но теперь наполнявшуюся в ее голове новыми воспоминаниями и оттенками, будто детская разукрашка.

И станция «Akalla» станет одним из ярчайших воспоминаний. Она — одна из новейших здесь, в Стокгольме. В отличие от многих, она сразу строилась такой художественной, другие декорировали позже.

Анна была очень рада, надеялась, что, наконец, они с Ирой смогут разобраться, что здесь не так. Но беспокойство несколько заглушало ее радость. Накануне поездки ей приснился сон.

И никогда ещё сны её не были настолько ясными и реалистичными. Запахи, звуки, голоса — всё было не менее настоящим и живым, чем наяву.

Анна снова видела тот собор. В котором со слезами удерживала Иру, чьё лицо напоминало безжизненную и застывшую маску японского театра Но. И вот она снова была здесь, только на этот раз окружающий интерьер предстал перед ней куда ярче и конкретнее. Она видела свет, льющийся из огромных окон, и высокие своды, украшенные ангельскими головами. Она видела церковный атриум, на окне которого была изображена прекрасная святая, держащая в одной руке чашу, а в другой — модель собора. На потолке была изумительной красоты живопись.

В соборе стояла тишина. И несмотря на окружающие ее красоту и величие, Анна ощущала сильное беспокойство, а запах воска от горящих свечей словно предвещал беду. Тишина нависла над ней подобно куполу, из которого не было выхода, который невозможно было разбить. Ей казалось, она может услышать эхо собственного дыхания. Но вместо этого она услышала эхо чьих-то шагов.

К алтарю приближалась Ира. Та самая Ира, которую она не знала, с которой гуляла в прошлом сне по Стокгольму. У этой Иры волосы были короче, а выражение лица — холоднее. Но Анна всё равно была рада увидеть её, она хотела сказать, как страшно ей было стоять здесь одной, раздавленной этой тишиной, но вместо этого сказала: