Цунами - Анатолий Курчаткин

«Привет, Дрон, — писал Рад, с размеренной медлительностью ходя пальцами по клавишам клавиатуры. — Земля, оказывается, и в самом деле круглая: в какую сторону ни пойди — встретишь старых друзей. Вот и с тобой повстречался — разве только в виртуальном виде…»

Писать хотелось стремительно, стуча по клавишам со всей скоростью, на которую был способен, внутри в нем все было взахлеб, но он сдерживал себя, тщательно обдумывая каждую фразу. Писал Рад по-русски, но латиницей. Дрон жил в Америке, кто знает, как там у него обстояло дело с программами, компьютер мог оказаться нерусифицированным, и напиши на кириллице — Дрон получил бы вместо письма одну абракадабру. Вполне вероятно, Жене-Джени было известно и это обстоятельство — русифицирован у Дрона компьютер или нет, — но она спала, ее следовало специально будить, чтобы задавать вопросы, а Рад вовсе не горел желанием до такой степени раскрываться перед ней в своем интересе к ее знакомому шпиону. Достаточно было того, что самовольно залез в ее сумку и извлек оттуда электронную записную книжку. Конечно, он бы ни в жизнь не догадался, что адрес электронной почты Дрона Цеховца забит у нее в записную книжку, она сообщила об этом сама, пообещав дать его потом, но то, что он не утерпел, полез без разрешения — узнай Женя-Джени об этом, мало ли какие подозрения могли прийти ей в голову.

Мысль о ее электронной записной книжке сидела в нем болезненной лохматой занозой все время, пока терзали сладостной гимнастикой невинную до того кровать у него в комнате. И как эта заноза ни на мгновение не оставляла его в покое, так она не дала ему заснуть — ни на минуту. Лежал рядом с Женей-Джени, отдавшей свое эфирное тело стихии сна с той же горячей страстью, с какой отдавала ему физическое тело, уговаривал себя, что уже спит, спит, спит, — и не было ни в одном глазу. И что же было лежать, раз не спал, ждать дня?

Писать письмо Рад начал было на английском, но, написавши строк пять, удалил текст и перешел на русский. У него не было того знания английского, чтобы написать письмо так, как хотелось. Он мог это сделать только на русском. Латинская обертка была, конечно, жестковата, но управиться с ней особого труда не составляло.

«Ужасно интересно, как ты прожил эти годы, — неспешно ходили у Рада по клавишам пальцы. — Помню, в годы, когда мы с тобой познакомились, было модно цитировать китайскую поговорку: „Не дай вам Бог жить в годы перемен“. Все с удовольствием цитировали ее и посмеивались: „А что, совсем даже ничего жить“. Оказывается, то были не перемены, а так, замена декораций. Настоящие перемены пришли позднее. Не знаю, как ты, а я эту китайскую поговорку очень хорошо прочувствовал. Хотя не уверен, китайская ли она. Откуда у китайцев Бог. Они же конфуцианцы. А конфуцианство Бога не знает…»

И дальше, дальше ходили пальцы по клавишам — про китайцев, американцев, чехов, прибалтов… обо всем, обо всем, и только ничего о себе. Почти ничего. Так, вскользь, между строками, здесь фразой, здесь обрывком фразы — с небрежностью, походя: не перегрузить информацией, не оттолкнуть навязчивостью. Не письмо — болтовня, светский треп, салон фрейлины ее императорского высочества Анны Шерер: жу-жу-жу, жу-жу-жу…

Рад дописал письмо, перечитал, исправил опечатки и поместил в папку отправки. Связь с провайдером установилась с первой попытки — ночь, линии не заняты, самое дешевое интернетовское время. Щелчок мышки — и его письмо исчезло с экрана, чтобы, пронесшись по телефонным кабелям, брызнув пучком радиоволн в космос, отразиться от спутника и, устремившись обратно к земле, объявиться на другой стороне земного шара, с убытком по времени в восемь часов, упасть там в почтовый ящик полузабытого им знакомца тринадцатилетней давности.

Письмо ушло, заноза внутри исчезла, и Рад тотчас почувствовал: нет даже сил сидеть на стуле. Глаза закрывались, в голове был туман, он спал не легши. Выписывая ногами кренделя, Рад добрался до кровати, стащил с себя надетые, когда вставал, спортивные штаны, попытался снять рубашку — и рубашки уже не осилил. Недорасстегнув ее, он повалился рядом с Женей-Джени, стянул с нее половину одеяла, кое-как укрылся — и сон окончательно объял его.

* * *

Разбудил Рада стук в дверь.

Проснувшись, Рад по привычке первым делом посмотрел на часы напротив окна. Часы показывали около десяти. Свет торшера терялся в свете наступившего дня. Только на потолке были видны слабые контуры желтоватого овала.

Стук повторился. Черноволосая Женя-Джени рядом приоткрыла глаза, сонно поглядела на Рада и, путаясь в звуках, произнесла: «Какого черта?!» После чего бурно перевернулась со спины на живот и, уткнувшись лицом в подушку, затихла.

Спуская ноги на лаковый лед паркета, Рад с досадой обнаружил, что спал, не сняв рубахи, и она вся как жеваная. Ему приходилось тут самому и стирать, и гладить, и глаженой свежей, как помнилось Раду, у него не было.

— О черт! — ругнулся теперь он. И бросил тому, что стучался в дверь: — Иду!

За дверью оказался хозяин дома.

— Привет, — сказал он. — Ты не в Интернете ли? А то там людям с городского телефона нужно звонки сделать, а он все занят и занят. Или это что-то на станции?

Рад, стоя перед своим бывшим сокурсником в трусах и жеваной рубашке, оглянулся на стол. Экран монитора был тускло-сер, но маленькое овальное оконце около кнопки включения горело желтым — отправивши Дрону письмо, он не только не снял рубашки, но и не выключил компьютер. И видимо, не отсоединился от провайдера. А провайдерский компьютер угодливо решил нынче быть учтивым, не обижать пользователя и не разрывать с ним соединения.

— Привет, — ответно произнес Рад и повел рукой, приглашая хозяина дома войти.

То, что Женя-Джени провела вторую половину ночи в его комнате, не было тайной, и он не считал нужным делать из ее пребывания здесь секрет Полишинеля.

Хозяин дома ступил в комнату, стараясь не глядеть на белое кипение постели с выглядывающей из-под одеяла черноволосой головкой на подушке.

— Что, не отключился? — догадался он, сумев наконец переместить взгляд с головки на подушке к монитору.

— Извини, — сказал Рад, направляясь к столу. — Уважительная причина: помутнение рассудка.

Хозяин дома, следуя за ним, издал горловой звук одобрительного понимания. Похоже, он невольно покосился на постель.

Рад сел к компьютеру, подергал мышкой — монитор, оживая, щелкнул, и, несколько секунд спустя, экран высветился, явив глазам окно почтовой программы. Внизу среди ярлычков прочих программ висел и ярлычок Интернета — два зеленых квадратика, один на другом.

— Даешь! — сказал хозяин дома, становясь у Рада за спиной. — Чем вы тут занимались? Разжигали себя порносайтами, что ли?

Рад не ответил. Он щелкнул на кнопку получения почты и стал ждать. Оконце отчета, вылетевшее на середину экрана, известило о том, что почта начала поступать. В окне почтового ящика одно за другим стали выскакивать сообщения о поступивших письмах.