Затаившийся - Грегг Олсен

– Она уронила бокал с вином, – добавляет Монтроуз. – Страдала алкоголизмом, что ли?

– Ее родители о таком не упоминали, – говорю я. И тут же чувствую себя дурой, потому что я даже не спросила их об этом. Одиннадцать утра – действительно рановато для выпивки. Даже на отдыхе. Впрочем, даже если бы я спросила родителей Софи про вино, вряд ли они стали в самом начале расследования охотно рассказывать про зависимость дочери.

– На самом деле, – говорит Монтроуз, усаживаясь в свое старое кресло, обмотанное невероятным количеством скотча, – мы совершенно ничего не знаем про Адама и Софи Уорнер. – Он на секунду замолкает. – Точнее, я ничего про них не знаю. А что насчет тебя, Ли?

Я хожу туда-сюда по блестящему сосновому полу коттеджа, и он скрипит от каждого моего шага. Сейчас около половины девятого, и солнце за окном все еще бросает лучи света на воду. Старинные часы на кухне тикают, как метроном, напоминая мне о моем одиночестве, хотя я вовсе не нуждаюсь в напоминаниях. Я не привык расхаживать кругами. Но сегодня мне многое нужно обдумать. Я прохожу мимо комнаты, где спала Обри. Гадаю, каково ей сейчас с бабушкой и дедушкой. Ей всего три, но она сообразительный ребенок. Она знает, что ее дедушка терпеть не может папу. А я знаю, без всякой тени сомнения, что меня она всегда будет любить больше, чем его. Пожалуй, это единственное, в чем он готов мне уступить. Хелен, наверное, набирает сейчас ванну, наливает туда пены, проверяет, что вода не слишком горячая. Она неплохой человек. Порой я вижу отголоски Хелен в Софи в тех чертах ее характера, которые мне отвратительны. Иногда, когда ей говорят что-то, с чем она не согласна, она притворяется, что ничего не слышала. Она всегда говорит, что у нее все хорошо, даже когда это очевидная ложь. Иногда она запирается в спальне и задергивает шторы, чтобы спрятаться в этой крепости от всего, что ее огорчает. Я не знал об этом, когда женился на ней. Я думал, что она такая, какой хочет казаться, – веселая, умная, сексуальная. Забавно, как часто такие черты характера оказываются лишь маской, за которой скрывается настоящий человек, ролью, которую он играет. Поначалу Софи любила приключения. Кивала в разговоре, даже когда не слушала. Была готова прыгнуть в постель, даже когда поблизости не было постели. Я не знал, что все это – иллюзия. Я думал, она и правда такая.

Со связью здесь проблемы, но мой телефон все равно беспрестанно трезвонит. Я бессильно падаю на синий диван в гостиной и пролистываю сообщения, которые начали приходить с шести вечера и приходят до сих пор.

Чувак, я слышал, что случилось с Софи?

Мне приехать?

Черт побери!

Ее найдут.

Ты вернешься сегодня?

С Обри все хорошо. Верно?

Поверить не могу.

Что случилось?

Ты в норме?

Мне пишут друзья и родные, узнавшие о похищении из новостей или социальных сетей. Я всем отвечаю, хотя и не знаю толком, что сказать. Естественно, я не в норме. Да, Софи найдут. Нет, помощь мне не нужна. Да и что они могут сделать?! Слова утешения и поддержки мне ничуть не помогут. Я мог бы притвориться, солгать. Но правда куда сложнее. Я люблю свою жену. И я ее ненавижу. Я любил то, чем мы могли бы стать. Но, как бы тяжело ни было это признавать, те времена давно прошли. Обри все изменила. Когда она родилась, наша жизнь вышла из-под контроля и стала совершенно иной. Теперь я отец, а Софи – мать. Я узнал, что мать значит больше отца. Мать – превыше всего. Отец – это роль. Биологическая функция. А мать священна. Материнство поглощает брак до мельчайшей частицы. Без остатка.

* * *

Я откладываю телефон в сторону и достаю бутылку виски, которую привез из Сиэтла. Хотя я планировал провести эти выходные с семьей, я знал, что неизбежно буду сидеть и пить в одиночестве, жалея себя. Я предложил съездить на отдых, чтобы наладить отношения между нами, и Софи согласилась. Согласилась, как ваш знакомый соглашается поехать на бейсбольный матч, где будет играть ваш сын. Знакомому это совершенно не нужно и не интересно. Но он все равно едет, потому что вы его позвали, а он не успел придумать подходящую отговорку, чтобы вас не обидеть.

Я ни с кем не обсуждаю проблемы в нашей семье. И никогда не обсуждал. Софи, по-моему, делает так же. В этом она похожа на свою мать. Скрывает свои чувства. Она всю жизнь наблюдала, как Хелен выстраивает невидимую стену, чтобы защититься от Фрэнка. Я не Фрэнк. Я не такое животное, как он. Но невозможно избавиться от черт характера, сформировавшихся в прошлом. Наш брак тихо распадается, беззвучно угасает. Я люблю Софи, в этом нет никакого сомнения. А она? Я не уверен, что она обо мне думает. Если бы она действительно меня любила, то не поступила бы так.

Я отхлебываю виски из бутылки, и горло охватывает знакомый сладкий жар. Я всегда думаю о Софи, когда пью. Странное чувство – любить кого-то до боли.

Я звоню Хелен.

– Как там Обри? – спрашиваю я.

– Есть какие-нибудь новости? – говорит она срывающимся от волнения голосом.

– Нет. Ничего, тишина. Как Обри?

– Она не понимает, что происходит, так что все хорошо.

Ее голос начинает дрожать еще сильнее. Легко забыть, что за ее холодной, бесчувственной маской скрывается настоящий человек. Знаю, нехорошо так думать. Но она всегда казалась мне такой.

– Фрэнк вне себя от ярости, – говорит она, отстраняясь от эмоций, которые причиняют ей боль.

– Чем он занят?

– Сидит в кабинете. Обзванивает всех подряд – от ФБР до журналистов.

– ФБР?

– Фрэнк уверен, что ее похитили с целью получить выкуп, – говорит Хелен. – Конечно, он готов заплатить. Я знаю, что и ты тоже.

– Разумеется, – отвечаю я, – но никто не потребовал выкупа. Ее похитили не за этим.

Пару секунд она молчит. Думает о том, что ей велел сказать муж.

– Мы не знаем наверняка, – говорит она.

Я слышу на заднем плане голос Фрэнка. Он подходит ближе к телефону.

– Кто это? – спрашивает он.

– Адам.

Фрэнк берет трубку.

– Есть какие-то новости?

– Ничего, – отвечаю я. – Ведется расследование.

– Ты видел этих детективов? Пара деревенских недоумков, как по мне.

Я молчу.

– ФБР не станут вмешиваться, пока не будут уверены, что это именно похищение с целью выкупа. Ты можешь в это поверить? Иначе дескать оно не попадает под федеральное законодательство. Бьюсь об заклад, они бы запели совершенно иначе, будь это их малышка.

Он всегда называет ее так. Моя малышка. Как будто ей шесть, а не тридцать три.

– Думаю, похититель уже выдвинул бы свои требования, – говорю я, хотя сам не вполне уверен в этих словах. Я размышляю, пока Фрэнк продолжает свою тираду. Телефон Софи остался в коттедже. Мой телефон – у меня в руке. Похититель вряд ли смог бы связаться со мной, если только похищение не было спланировано заранее. С другой стороны, он мог бы позвонить в полицию или журналистам. Необязательно говорить со мной лично.