Гангутское сражение. Морская сила - Иван Фирсов

Каждая из сторон жаждала отхватить лакомый Кусок. А «делить» было что: Миланское герцогство,

Неаполь и Сицилию в Средиземном море, Фландрию в Европе, богатые колонии в Атлантике и Америке.

Если на сухопутье после стычки французских и австрийских войск в Северной Италии наступило затишье, то на морских путях к Испании англичане потеснили французов. До больших сражений еще не дошло, но адмирал Рук лихим налетом на порт Виго захватил крупный конвой, только что прибывший из американских колоний. В руки англичан попало весьма много серебра, ценных товаров на большие суммы.

Пламя войны разгоралось, ее ненасытное горнило требовало хлеба и корабельных припасов. Все это торговали английские и голландские купцы до сих пор только в Архангельском. За событиями в этом крае пристально следил царь Петр I.

Так уж привелось, что при царе Алексее Михайловиче в царских покоях без какого-либо покровительства обосновались осиротевшие отпрыски скромного стольника Матвея Апраксина, давно погибшего от татарских лиходеев в Астраханских степях…

Старшую сестру, Марфу, присмотрел себе в жены царевич Федор Алексеевич. Видимо, пришлись по сердцу царю Алексею Михайловичу ее малолетние братья Петр и Федор. Их царь взял в стольники к своим сыновьям, к старшему Ивану и младшему Петру, будущим самодержцам.

За долгие годы царевич Петр сроднился со своим стольником Федором.

«Ты мой дядька», — частенько говаривал он в детстве Федору, который был старше него на одиннадцать лет.

Третий десяток лет на исходе, рядом с царем оба брата. Старший, Петр, командовал полками еще в Азовских походах. Младший, Федор, воеводствовал в Архангельском. Оставил о себе там добрую память. При нем в Соломбале сошел со стапелей первый парусник…

Эту вторую, военную, весну встречал в северных краях Петр Апраксин. Он, Ладожский воевода, окольничий, с самого начала войны оборону от шведов в своем крае держал надежно. Правда, досаждала безнаказанная наглость шведского адмирала Нумер-са. Вход в Неву сверху, с Ладоги, и обратно, из Финского залива, сторожили две добротные шведские крепости — Ниеншанц и Нотебург. Нумере свободно ходил с кораблями из Швеции до Кексгольма по Ладожскому озеру. Базируясь со своей флотилией в Выборге, он с наступлением лета обычно заявлялся с десантом бригантин, галиотов и опустошал незащищенные русские деревеньки на восточном берегу озера. Безнаказанность порождает у наглых людей благодушие, тем паче, когда на их стороне сила. Видимо, Шеблад на свой лад делился со своими приятелями и успехами, намеренно похваляясь.

Покуда Татищев был занят поиском места для верфи, Петр Апраксин, не ожидая царского указа, решил действовать:

— Будет Нумерсу, отвадим его от нашего бережка.

В мае, как обычно, шведская флотилия объявилась в Нотебурге, потом без хлопот перешла на север в Кексгольм и по старой привычке начала грабить и жечь русские селения на восточном берегу.

Апраксин не спускал с них глаз. Узнав от сторожевых постов о разбое шведов, он наказал подполковнику Островскому:

— Бери сотни четыре солдат, сажай на струги. Нынче объявился Нумере у Вороны. Прихвати с собой, кроме пищалей, фальконеты и дай затравку шведам.

Островский соскучился по настоящему делу, на стругах его солдаты возили припасы и провизию поредким заставам. Апраксин собрал поручиков и сержантов, всем пояснил, что к чему. Генерал напомнил Азовский поход. Там казаки лихим налетом абордажем на стругах отогнали турецкую эскадру.

— Подождем, пока стихнет ветер. Без парусов нам шведы не страшны, — сообразил Островский, — тогда мы Нумерса без опаски настигнем. А мои солдатики не подведут.

Июньские ночи здесь светлые. Батальон двинулся в путь на лодках ближе к полуночи, когда солнце спустилось к горизонту. Пробирались скрытно, вдоль берега.

После очередного разбойного набега шведы отсыпались на рейде в устье Вороны.

— Одна, две, три бригантины, — подсчитал Островский, всматриваясь в утреннее марево.

Солнце не взошло. Легкий ветерок изредка рябил гладь озера.

— Значит, всего осьм посудин. Заходить будем с двух сторон. Пищалями борта скрозь не порубишь, а людишек пошерстим, бить будем в упор, — передал по цепи подполковник.

Шведов крушили сонными. Перебили для начала гребцов, спавших вповалку на двух небольших лодках. На бригантинах и галиотах поднялась паника, забегали матросы. Одного за другим их снимали меткими выстрелами. Шведы заполошно тянули канаты якорей, низко пригибаясь к палубе. Потом начали отстреливаться из пушек. Островский приказал отходить. Спросонья шведы, не разобравшись в чем дело, струсили, заспешили убраться восвояси. На флагманской бригантине «Джоя» сияли дыры в парусах, болтались перебитые снасти, в трюме корчились раненые, на палубе лежали убитые. Следом тянулась шнява «Аборес» не в лучшем виде…

Минуло два месяца. Апраксин послал полковника Тыртова на тридцати стругах в главную базу шведов — Кексгольм. Теперь на стругах установили фальконеты.

— Перед тем пройдешь вдоль берега шведского, повороши ихние места. Они вовсе пороху не нюхали, — приказал Апраксин Тыртову. — Потом Нумерса вызволи из Кексгольма, старайся подгадать в штиль.

Все началось по замыслу Апраксина. И шведов на побережье попугали, и флотилию выманили из базы. Как раз заштилело. Паруса у шведов обвисли.

— Братцы, навались, — крикнул Тыртов, обнажая саблю, — возьмем шведа на абордаж![19]

Шведы открыли огонь из пушек, отстреливались из мушкетов. Но через несколько минут русским удалось сцепиться с пятью шведскими судами.

Они ринулись на палубу, и завязалась рукопашная. В начале боя картечью сразило полковника Тыртова, однако солдаты не растерялись, а подполковник бросился в гущу схватки. Тогда две шхуны сожгли, две пленили, одну потопили.

Потеряв триста человек, не испытывая больше судьбу, Нумере покинул озеро и ретировался в Выборг.

Покидая Ладогу, Нумере бранился и плевался. Никогда он не терпел такого позорного исхода на море. Только теперь он вспомнил намеки Шеблада, что русские увальни не только несмышлены, а в схватках стоят насмерть…

Пока все ладилось по замыслу Петра I. Апраксин изгнал к осени с Ладоги флотилию Нумерса, путь к шведским крепостям на Неве был свободен. А в устье Невы плескались воды Финского залива, ветер нагонял балтийскую волну…

В первых числах августа на рейде Архангельского Развевались тринадцать российских вымпелов. Эскадрой командовал недавно прибывший от Апраксина, из Воронежа, вице-адмирал Крюйс.

Среди судов красовались два новеньких двенад-цатипушечных фрегата — первенцы баженинской верфи в Вавчуге. Две недели назад царь торжественно принял их в состав российского флота. Один назвал «Святой Дух» и отдал его под команду Памбур-га, второй, «Курьер», принял капитан Ян Варлант. В эскадру включили два трофейных шведских фрегата, захваченных год назад в Березовском устье, да еще арендованные русские и иностранные купеческие суда. На борту судов разместились четыре тысячи преображенцев и семеновцев, пушки и припасы, провизия.