Юджин - повелитель времени. Книга 5. Любовные чары - Гай Юлий Орловский

Может быть, для такого важного дела все-таки тре­буется предельное сосредоточение, самадхи или как его там, а не эти попытки практиковаться в таком сложном вопросе, не слезая, как говорится, с седла. Во всяком случае, не в походе. Вот вернусь... нет, не в свой кот­тедж, там ничего не получится. Сперва нужно здесь. Уже понял: если чем овладею здесь, то могу использо­вать и там.

Как вот создание пистолета и патронов с помощью перестройки атомов. Сперва здесь, потом там.

Фицрою наскучило мое молчание, конь под ним все понял и пошел галопом, догоняя отряд. Я даже не прово­дил их взглядом, я же мыслитель, а мысли у меня все та­кие, что куда там собрать в кучу, если ни одну даже пой­мать не удается, слишкомумные, потому такие шустрые...

Что-то зацепило взгляд, я дернулся и посмотрел по сторонам, сосредоточился. За деревьями как будто го­рит слабая свеча, но когда я начал всматриваться, тол­стые стволы уже закрыли, к тому же дорога пошла вниз, а когда снова выбралась наверх, ощущение необычно­сти исчезло.

Впереди Финнеган уже покинул седло, Эллиан под­держивает его под руку и провожает к ближайшему де­реву, Баффи и Фицрой занимаются лошадьми.

Завидев меня, Фицрой крикнул бодро:

—Привал!.. Глерд Финнеган полагает, что отдых на три часа будет вполне уместен служителям культа ди­пломатии;

—У дипломатии нет культа, — уточнил я.

—Точно?

—У дипломатов, — пояснил я, — нет и не должно быть даже совести или убеждений, а ты о культе, наив­ный юноша.

Он ухмыльнулся, а Эллиан, хоть и поморщился от такой откровенности, нельзя вслух о профпригодности и склонности к такой ответственной работе, но пони­мает, что я прав, потому промолчал.

Баффи сказал с облегчением:

—Лес не совсем роскошные апартаменты дворца, но отдых везде отдых, правда?

—Отлучусь на пару минут, — сказал я.

Никто не задавал вопросы, Баффи вон отлучился еще раньше, чем я покинул седло, Эллиан тоже вломил­ся в заросли достаточно торопливо, а я бросил повод Фицрою, а сам пошел по конскому следу в обратную сторону.

Так и есть, эту траву уже видел и даже рвал, а потом на ее месте рыл яму. Сейчас, судя по изменившейся ра­стительности в радиусе размаха рук, в земле накопилось достаточно магии, что уже начинает пробиваться к по­верхности.

Мечом копать не весьма, хреново даже, если не сказать крепче, моя пара минут превратилась сперва в двадцать, а потом в час, но и тогда я лишь смутно начал чувствовать, что там, в глубине, в самом деле образовалась каверна с той странной вещью, что свя­зывает в себе эту непонятную пока энергию, имену­емую магией.

Возможно, это то, что называем темной энергией, еще не зная, что это, но по результатам наблюдений астрономов догадываемся насчет исполинской мощи, что двигает галактики, гасит и зажигает звезды, творит из себя пространство и расширяет Вселенную.

Когда измучился так, что уже не мог выбрасывать из ямы землю, пришла наконец разумная мысль: что во­обще опасно играю с огнем, еще неясно, что сотворит со мной эта скопившаяся под землей энергия.

И хотя умом понимаю, что я, как царь природы, дол­жен всем этим управлять, но, с другой стороны, темная энергия может и не знать этот важнейший императив... или знает? С другой стороны, все во Вселенной идет строго по плану: зародилась жизнь, затем разум, а потом разум начал овладевать космической энергией: сперва жег деревья, продукт фотосинтеза, потом все дальше и выше, наконец атомной, а теперь вот пора переходить на еще более высокий уровень...

— Так почему же за высоким, — прошипел я, — при­ходится вкапываться?.. Надо как те древние, потребля­ли же как-то солнечную энергию всем телом... или не всем, неважно, а чтоб вот так примитивно... питекантропьи...

Несколько раз отдыхал, привалившись спиной к стенке ямы. Пальцы саднят, руки все черные, грязные, исколотые всякой ерундой в земле.

Ощущение, что нечто вот-вот, уже скоро, застави­ло копать снова, а когда совсем обессилел, всадил клинок в землю и раскачивал его, стараясь загнать поглубже.

В пальцы остро кольнуло, я не успел отдернуть руки, как по ним от рукояти меча хлынуло саднящее шерша­вое и оранжевое чувство некой огромности, вселенскости. Я задохнулся от звездной мощи, что пошла разду­вать меня, как глубоководную рыбу, в глазах потемнело, но тут же вспыхнул такой яркий свет, что я ослеп начи­сто, однако вижу все куда отчетливее, чем раньше, так что это я ослеп как-то иначе, не так примитивно, а как примитив — я о-го-го...

Когда я вышел на поляну, где отдохнувшие глерды уже снова седлают коней, Фицрой оглянулся, я помахал ему рукой, дескать, меня лесные чудища еще не съели, не радуйся.

— В той стороне, — сказал он с озабоченностью в голосе, — был столб огня! Я не видел, правда, но наше благороднейшие и наблюдательнейшие глерды, что из самых благородных и родовитых семей королевства Нижние Долины... о чем это я? А то уже забыл... Ах да, Баффи и Эллиан успели заметить. Пожар? Или это было...

Он умолк, поглядев на меня со значением.

—Для Эллиана ничего не стоит соврать, — сказал я. — Просто так, даже не ради выгоды. Для искусства.

—А благороднейший и наблюдательнейший глерд из глердов Баффи?

—Баффи всегда поддержит, — ответил я. — Любого. Он конформист и коллаборационист, как и положено демократу и либералу на службе у самодержавной ко­ролевы, хранительницы тоталитарных устоев прогресса.

Фицрой посмотрел на Баффи с испугом.

—Чё, правда?

—Ты же обоих знаешь, — сказал я, — как облу­пленных.

—А глерд Финнеган?

—Финнеган, — сказал я, — дело другое. Он бы под­твердил, но, как я понимаю, многомудрый глерд Фин­неган на всякий случай ничего не видел, верно?

Фицрой оглянулся на Финнегана, тому как раз Эл­лиан помогает взобраться в седло.

—Верно, — ответил он.

—Потому и во главе посольства, — сказал я. — Те­перь понял?.. Я вот ничего не видел. Хотя чудеса обо­жаю!

Фицрой сказал строго:

—Нужно было садиться лицом к востоку. Ты нару­шил главное правило наших предков!

—Сам придумал? — поинтересовался я.

— А что, — сказал он задиристо, — плохое правило?

— Главное, — сказал я с чувством, — полезное. Ког­да придерживаешься правил, чувствуешь себя правиль­ным человеком. И как бы выше всей этой шушеры, что бегает вокруг и вообще непонятно зачем живет.

Он ухмыльнулся.

— Молодец, понимаешь!.. Значит, останешься на

нижней ступеньке до скончания века.

— Почему? Он пояснил:

— Наверху люди должны быть представительные.

— -А я?