В тени экватора - Евгений Никитин

Лейтенанту подфартило: ухитрился убить сразу двух зазевавшихся средней упитанности бородавочников, что безнаказанно рылись в прибрежных зарослях недалеко от лагеря. Мясо животных распустил на тонкие куски, обжарил и пересыпал травой габа. У костра высушил шкуры и, соскоблив с изнанки мездру, сотворил из них лежанку. Теперь у него имеется и мягкий матрас, и теплое меховое одеяло. Были бы нитки с иголкой, можно было сшить шкуры между собой, и получился бы спальный мешок. Но мешало «бы» и отсутствие скорняжного инвентаря.

Все готово к отплытию, тазик и маленький плот тоже решил взять с собой. Оставалось отыскать хороший камень, чтоб сгодился для якоря, и привязать его к длинной лиане.

Наконец последние приготовления закончены, плот загружен, якорь найден, можно отправляться в дальний путь.

И снова Кремневу сопутствовала небывалая удача. Последнюю ночь перед отплытием он заночевал на борту свежеиспеченного судна. Разомлев под теплыми шкурами бородавочника, он и не засек, как подпитываемое затянувшимся дождем озеро вышло из берегов, подобралось к нему и приподняло над землей плот.

Утром Михаил не спеша отталкивался шестом от илистого дна, направляя свое «судно» вдоль берега. Его путь лежал на север, где, по его грубым подсчетам, и текла река Конго. Это единственная река в мире, что дважды пересекает экватор. Поэтому, держа курс точно на север, и к экватору рано или поздно выйдешь, а там и на нее наткнешься. Легко рассуждать в теории, но тяжело применять на практике.

Заметного подводного течения пока не ощущалось, «корабль» плыл в стоячей озерной воде, подгоняемый лишь переменчивым ветром и неизменным шестом. Насквозь промокший лейтенант продолжал напористо двигать плот вперед. Повезло, что ветер не носил ураганный характер и часто дул в спину, помогая толкать плот на север. Оставаясь весь день в мокрой одежде на промозглом ветру, Кремнев здорово рисковал простудиться. Кое-какой запас сухой одежды имелся под рукой, но негде особо сушиться. Под крышей свитого на плоту гнездышка и оставалось незначительное пространство, недоступное ветру и дождю.

Хорошенько вымокнув и притомившись махать отяжелевшими руками, Михаил бросал «якорь», дополнительно «пришпиливая» плот к дну шестом, пропущенным сквозь щели в бревнах, и лез в домик перевести дух. Скидывал мокрую форму, переодевался в сухую одежду, а сырое белье развешивал под крышей для просушки. После нырял под мягкие шкуры и, вытянув уставшие конечности, с наслаждением предавался отдыху.

Прошло три долгих дня. Дождь усилился, вода стала «вскипать» и пузыриться – верный признак затянувшейся на долгие дни непогоды. Границы берега отодвинулись почти до самого горизонта. Теперь он со всех сторон стал надежно прикрыт сплошной водой, оставаясь один на один со стихией в центре построенного природой пресного моря.

Кремнев больше не пытался приставать к берегу, да и не угнаться за сушей. Вода семимильными шагами продвигалась по окрестностям, с каждым часом захватывая все новые и новые территории.

Переводчику надлежало строго придерживаться избранного им маршрута. «Погоня» за берегом ничего хорошего не сулила, вода разливалась вширь, и, теперь плывя по самой ее кромке, он непременно бы сбился с верного пути.

Интересно, но, затопив почти всю обитаемую сушу, глубина оставалась совсем незначительной. Пару раз Кремнев, поскользнувшись на мокрых бревнах, падал за борт, погружаясь в теплую, пахнущую тиной воду, и всякий раз удавалось ногами упереться в твердое дно, при этом голова непременно выступала наружу. Глубина практически повсеместно доходила ему по грудь.

В одном месте, где шест погружался под воду на глубину не более метра, Михаилу встретились бредущие параллельным курсом антилопы, с витыми рожками на красивых головках. Похоже, животные не успели вовремя убежать от дождя и теперь, где вплавь, где вброд, были вынуждены искать подходящее место, чтоб переждать обрушившуюся стихию. Грех было упускать такую возможность и не поохотиться на свежую дичь. Загнав в недра своей утонченной души ложное в данном случае понятие об эстетизме и гуманизме, Кремнев тремя меткими выстрелами добыл двух малых козочек.

Выбрал один возвышавшийся над водой островок, заросший деревьями и противными колючими кустами из числа тех, что в бессчетном множестве стояли у него на пути. Освежевал добычу и изжарил на собранных сучьях свеженину. Правда, пришлось изрядно попотеть, чтоб под проливным дождем да на мокром клочке земли расчистить себе место да развести из сырых дров настоящий костер.

Но ничего, по вкусу жареная антилопа напоминала оленину, так что никаких пока проблем с питанием не возникало. Плохо то, что все имеющиеся в наличии у лейтенанта спички самым тривиальным образом отсырели. Еще там, в останках самолета, он отыскал почти полную упаковку специальных спичек, что горят и воде и на ветру. Но их покрытые серой головки разбухли и отказывались зажигаться обычным способом. А в зажигалке газ плескался на самом донышке. Если не жировать, то костров на десять, максимум пятнадцать, и хватит.

За следующий день удалось, так грубо и навскидку, осилить каких-то километров семь-восемь, не больше. Нынче пришлось форсировать настолько отвратительный, наводненный сплошными корягами участок разлившегося вширь озера, что много сил и энергии пришлось потратить на одну борьбу с непредвиденными «минами», встречавшимися на каждом шагу. Лишь ближе к полуночи удалось достичь махонького островка, показавшегося Кремневу наиболее симпатичным и удобным для ночлега из всего бессчетного количества своих собратьев, встреченных по пути. Тут и заночевал.

Ни свет ни заря Кремнев раскрыл глаза и в самом наипрекраснейшем расположении духа принялся готовиться к предстоящему плаванью. Традиционная бодрящая зарядка, ополаскивание затекшего организма теплой дождевой водой, плотный завтрак. Но с последним вышла заминка. Перекусить на дорожку не удалось, так как оставшееся мясо так гадко пахнуло из «тазика», где хранилось, укрытое широкими листьями какой-то местечковой пальмы, что аппетит моментально испарился. Неизвестно еще, во что вчерашний ужин выльется. Ишь ты, как бурлит в животе! Благо дамы на плоту не присутствуют, так что стесняться в данном случае некого.

Михаил, широко размахнувшись, зашвырнул протухшее мясо подальше за борт. Нарвал жесткой травы, росшей у самой воды, и принялся неистово отмывать от дюралевой лодки противный запах, который успел прочно въесться в ее блестящие борта. Не успел Кремнев закончить чистку «тазика», как в той стороне, куда недавно был послан кусок испортившейся пищи, закипела вода и на поверхности замелькали темно-зеленые части крокодилов.

– Вот гады! Что за паршивые создания, никто друг другу не уступит! – выругался лейтенант. – Гляди, друг у дружки из пасти куски рвут! Тьфу! Бабахнуть по вам из автомата или гранаткой угостить?

«Бух! Р-р! Клац! Клац!» – не обращали на человека никакого внимания и продолжали драться между собой зубастые рептилии, щелкая ужасающими челюстями и демонстрируя огромные клыки.

– Эй, уродины зеленые, вам что, непонятно? А ну, кыш отсюда! – начал выходить из себя Кремнев, присоединяя к автомату полную обойму.