Темный рай - Тэми Хоуг

Внимание Брайса привлекала женщина в другом конце комнаты — Шерон Рассел, его кузина. На Шерон были прозрачные белые чулки и невинно-белоснежный кружевной топик, резко контрастировавший с ее смуглой кожей. Один взгляд на Шерон мог заставить закипеть кровь в любом мужчине: тело, длинное и угловатое, с большой, конусообразной грудью и длинными, точно маленькие пальчики, сосками. Поразительно женственное, на грани извращения, тело контрастировало с резкими, мужскими чертами лица. Эта полярность больше всего возбуждала Брайса.

Он отхлебнул кампари и вернулся к телефонному разговору:

— Она ничем не показала, что ей что-либо известно, но они были близкими подругами. И она уже побывала на ранчо.

— Нам следует присмотреть за ней.

— Гм-м-м…

— Вы уверены, что ничего не обнаружили?

— Разумеется, уверен. Тут нечего обнаруживать. Дом тщательно обыскали.

В голосе на другом конце провода зазвучали свирепые нотки, слабо скрывающие дрожащий за ними страх:

— Черт вас побери, Брайс, именно это я и имею в виду. Не водите меня за нос. Больше никаких игр!

Уставившись на телефонный аппарат, Брайс округлил глаза» лицо исказилось насмешкой, как только он представил человека, с которым вел беседу. Бессилие. У него не было реальной власти, и он прекрасно это понимал. Без малейшего усилия его можно раздавить, стереть в порошок. Брайс дал это почувствовать, выдержав долгую молчаливую паузу. — Не будьте занудой! — резко произнес наконец он, бросил трубку и обратил все внимание на кузину.

Шерон была единственный человек в его свите, который не боялся до смерти его власти. Эван рассматривал Шерон как родственную душу. Оба были амбициозны, безжалостны, хищны в своих желаниях, не боялись идти на риск и эксперимент. Им неведомо было чувство страха.

Утопая острыми пятками в мягком ворсе ковра, Шерон, с горящим похотью взглядом, двинулась к Эвану. Брайс вытянулся в кресле и улыбнулся, видя, как Шерон жадно пожирает глазами его обнаженное тело.

— Он боится эту женщину? Эту Дженнингс? — спросила Шерон, запуская пальцы в густую поросль волос на груди Эвана.

— Он боится собственной тени.

— Что ж, я его понимаю… Мне тоже не нравится, что она здесь объявилась, — спокойно заметила Шерон. — Неизвестно, что там Люси наплела своей подружке или что та, возможно, собирается узнать.

Брайс вздохнул и выгнулся в ответ на прикосновение Шерон:

— Ничего страшного. Очень скоро мы это выясним.

— А что у тебя за игры с официанткой? — Голос у Шерон был почти так же мужеподобен, как и черты ее лица, — низкий, глухой и горячий. От его звуков нервы Брайса напряглись.

— Просто закинул пробный камешек, — заверил Брайс, беря в ладони груди Шерон. План, зревший в его голове, был еще сыроват, чтобы можно было им поделиться: Брайс хотел прежде как следует его обсмаковать. — Не бери в голову.

Стремительным и привычным движением Шерон обмотала запястья Брайса черными шелковыми лентами, затянув петли уже, чем требовалось, потом закинула руки Брайса ему за голову и накрепко привязала ленты к декоративным завиткам на спинке кресла.

— Нет, — похотливо проворковала она, усаживаясь ему на живот. — Это ты не бери в голову. Только со мной. Только вот так.

— Да, — прошептал Брайс, чувствуя, как у него перехватывает дыхание и он теряет способность что-либо соображать.

Джей Ди работал в загоне с лошадью. Он зашел спереди, чтобы заставить кобылу повернуться, и чуть ослабил повод, дав ей тем самым возможность перейти на рысь. Ритм этот был для Джея Ди таким же привычным, как простая ходьба. Он умел понимать тончайшие нюансы языка телодвижений лошади и точно знал, когда она попытается вырваться и убежать, а когда следует дать ей необходимую передышку.

Кобыла тоже понимала язык жестов Рафферти. Джей Ди знал, что девяносто процентов общения с животным составляют визуальные контакты. В этом заключалась одна из величайших тайн искусства управления лошадью.

Лошадь принадлежала аптекарю из Нового Эдема, попросившего Рафферти объездить ее для своей двенадцатилетней дочери, отчаянно желавшей научиться ездить верхом. В настоящий момент это была одна из четырех чужих лошадей, которых «воспитывал» Джей Ди. Рафферти нравилась эта работа, приносившая к тому же дополнительный доход — то, чего постоянно не хватало, если заниматься исключительно фермерством.

— Славная кобылка, хорошая кобылка, — пробормотал Джей Ди, снова давая лошади передышку и поглаживая ее по крутому боку.

Перед его мысленным взором возникла Люси, вальяжно прислонившаяся к косяку открытой двери своего небольшого причудливого бревенчатого домика. Ее единственным одеянием были черные колготки да прозрачная белая блузка. Глаза сияли озорством, латунно-желтые волосы шелковой волной упали на одно плечо.

Рафферти не нравилась Люси, он не уважал ее, считая эгоистичной, подлой сукой. Люси испытывала к Джею Ди подобные чувства и имела, должно быть, аналогичный набор определений, но оба они, руководствуясь собственными интересами, никогда не давали воли эмоциям. Для Люси все это было не более чем игрой. Она понимала, что Джею Ди нужна ее земля, и дразнила его этим, весело и беззаботно давая обещание, которое вовсе не собиралась исполнять. Сука! Теперь она ушла навсегда. А земля все еще не дает Рафферти покоя.

Солнце, скользившее вниз, за горную гряду, подсказало Джею Ди, что на сегодня, пожалуй, достаточно. Пора принимать душ, бриться и отправляться в город.

Собрание горожан — дурацкая, бессмысленная трата времени. Собираются, пронзительно орут и бранятся — хуже, чем стая гогочущих гусей. В результате — ничего путного. Могут шуметь, сколько им заблагорассудится, но, в конце концов, заговорят денежки — этим все и кончится. И что бы при этом ни говорил нормальный, здравомыслящий человек, не будет иметь никакого значения.

«Старз-энд-Барз» не сдадутся! Джей Ди этого не допустит. Наследство досталось ему от трех предыдущих поколений мужчин Рафферти, оставивших ему завет: защищать землю, хранить ее для семьи. Он всем сердцем принял на себя эту обязанность. Самым сильным чувством в душе Джея Ди было чувство личной ответственности за оказанное ему доверие.

Забыв о лошади, Рафферти прошел, к ограде в дальнем конце загона и оперся на нее. Отсюда открывался вид на мили вниз по склону горы — до самой просторной равнины, покрытой зеленым, поразительно ярким травяным ковром. Сосны стояли плечом к плечу, их стройные ряды маршировали вниз по склону холма. При малейшем дуновении ветра бледно-зеленые листья осин блестели, точно блестки на вечернем платье. Джей Ди не знал, можно ли сравнить эти оттенки зелени с теми, что видели его предки на своей родине, в Ирландии, Сам он никогда не бывал дальше Далласа. Здесь же он сердцем знал все оттенки цветов, каждое дерево, каждую травинку. Мысль о том, что какой-то там чужак считает, что он имеет большее право на все это, чем Джей Ди, — в который уже раз! — поразила его точно удар кулака в солнечное сплетение.