Бои без правил - Андрей Кокотюха

Перелет после этого показался Нечвалю скучным. Ему хотелось действовать, принимать важные решения, бдеть, нести ответственность – словом, хоть как-то, но руководить, подтверждая скорее самому себе, чем экипажу, пассажирам, операм или даже Антону Хантеру, которого майор больше вряд ли увидит, собственный статус и не последнюю роль в этой операции. Как-никак он, Олег Нечваль, лез под пули в узком пространстве старого двора, где даже в сумерках промазать тяжело. И ему, Олегу Нечвалю, еще раньше пришло в голову, что надо проверить объект, позвонить адвокату… Тихо ненавидя себя за то, что он вот так сидит в кресле в роли обычного вертухая, ладно, старшего конвоира, майор накрутил себя до предела. В результате к концу полета, когда «боинг» пошел на посадку, он уже готов был застрелить Хантера прямо тут, в салоне. И пусть потом доказывают, что не было попытки к бегству. Но, разумеется, сдержался. А открывший глаза как раз во время снижения Антон, видимо почувствовав настроение майора, повернул к нему голову, зевнул, но задирать своих сопровождающих больше не стал.

Москва отзвонилась еще раньше – киевское время на час отстает от московского, и, когда Хантера везли в аэропорт, часы на руке Нечваля показывали шесть утра, а в Москве уже натикало семь, коллеги давно проснулись. Позвонил майор Брагин с Петровки, представился, коротко обрисовал ситуацию: когда самолет сядет, из салона не выходить, к ним сами подойдут, скажут, как дальше, – дело для всех новое, да и клиент серьезный. Изменений в плане мероприятий не будет, но они возможны.

Когда разместились, Нечваль, как и остальные, отключил по просьбе, прозвучавшей из динамика голосом стюардессы, свой мобильник. Часть пассажиров, стоило только шасси коснуться бетона, суетливо принялась включать трубки, пытаясь до кого-то дозвониться. Их не слышали, они кричали, толпясь в узком проходе салона, как будто боялись, что все выйти не смогут и кто-то обязательно останется. Нечвалю это не нравилось. К тому же не было смысла включать свой телефон ни сейчас, ни вообще: все-таки другое государство, заграница, какой-никакой роуминг, а за телефон майор платил из своего кармана, и на счету, между прочим, оставалось не так уж много. И даже если позвонит начальство, денежки с трубки тоже спишутся. А поскольку незнакомый ему московский майор вполне понятно все объяснил, Нечваль решил мобильник сегодня не включать: они ведь обязательно попадут на Петровку, в казенное учреждение, вот оттуда, с казенного телефона, он с Киевом и свяжется.

Те, кого он ждал, появились в салоне, не дожидаясь, пока выйдут все. Москвичей тоже оказалось трое, и старшего Нечваль определил безошибочно: двигался впереди, одет официально – не по форме, но костюм-галстук, как положено. То пропуская, то, наоборот, слегка отталкивая очередного пассажира, он шел по проходу прямо к ним, и Нечваль поднялся – без спешки, без намека на субординацию, потому что они с этим чернявым крепышом в одном звании. Своим операм дал команду сидеть, и те напряглись, сдвинулись, словно сейчас их пленник отчаянно рванет на побег. Сам же Антон Хантер смотрел на происходящее со спокойным любопытством.

– Майор Нечваль? – спросил чернявый. – Брагин.

Оба были в штатском, без головных уборов, потому никаких козыряний – крепкого мужского рукопожатия достаточно. Сразу после этого чернявый вынул из бокового кармана удостоверение, предъявил, но так, для проформы и обмена верительными грамотами. Нечваль сделал то же самое.

– Как долетели? Нормально? – Дежурный вопрос, явно риторический, кивок в сторону Хантера. – Не укатал по дороге? Мужчина серьезный.

– Ничего. Ловить сложнее было.

Если чернявый майор и понял намек на то, что одни ловят, а другие – встречают добычу, то не подал виду.

– Ладно, майор, тут не надо задерживаться. – Шаг в сторону, кивок двоим, ждавшим своей очереди. – Принимайте, мужики. По описи.

– Антон Хантер – один, – подал голос арестованный.

– Поговорим еще, – буркнул Брагин, добавил: – Не здесь, ясно. Давайте, мужики, время дорого.

– Не терпится? – вырвалось у Нечваля.

– Начальство. – Чернявый развел руками, после хлопнул себя легонько по затылку. – Самим бы сдать скорее. А! – Брагин махнул рукой. – Сам же такой, майор.

Тем временем опера́ вывели арестованного в проход. Не зная, нужна ли какая-то особая церемония, Нечваль просто протянул Брагину ключ от наручников. Тот подбросил его на ладони, сунул в тот же карман, где лежало удостоверение.

– Пошли теперь к нам в тюрьму, Антоша.

Один из сопровождающих Брагина подтолкнул Хантера в спину. Тот, не оглядываясь, двинулся на выход, и мужчины сразу перестроились так, чтобы держаться от него по обе стороны.

– Ну, все, закончили. – Чернявый снова развел руками. – Теперь так, майор: мы в первой машине, она уже на бетонке. Вы за нами, транспорт есть. Выдвигаемся к нам, вся бюрократия там же. Потом, – он подмигнул, – товарищеский завтрак.

Нечваль машинально взглянул на часы.

– А, правильно! – быстро исправился Брагин. – Пока доберемся, пока туда-сюда, уже обед. Но – товарищеский. Плавно переходящий в дружеский. Не прощаюсь.

Москвич повернулся и пошел следом за своими, которые только что покинули салон.

Нечваль сунул руку в карман куртки. Как обычно, пачка сигарет была почти пустой – он уже давно привык не обращать на это внимания, зная, что можно угоститься у коллег. Чтобы сигареты были у него всегда , майор должен был покупать сразу блок, рассовывать пачки по карманам и ходить, весь топорщась. Ненавидя себя за то, что сейчас собирается сделать, понимая, что подает нежелательный пример пораженческого поведения, Нечваль все-таки вынул из своего кармана мятую пачку, громко позвал:

– Майор!

Чернявый москвич обернулся. Нечваль демонстративно помахал своей жалкой пачкой.

– Сигаретку хоть дай.

Тот ухмыльнулся, верно истолковав это самое «хоть», достал из другого кармана почти полную пачку, хотел кинуть, даже замахнулся, но потом передумал, сделал несколько шагов к нему, передал. Нечваль посмотрел на название: «Тройка», в Киеве таких нет. Сразу вспомнилось дворовое « Сам пьянел от того, как курила ты «Тройку» с золотым на конце ободком» [2], достал одну из пачки, глянул – верно, золотая каемочка…

А потом, когда московский коллега уже покинул самолет, смял пачку, раздраженно кинул себе под ноги, не обращая внимания на недовольный взгляд стюардессы. Снова взглянул на часы – а ведь всего за пять минут управились.

Жестом велев своим операм идти на выход, Нечваль пошел первым. Как только ступил на трап, сразу ощутил холод мартовского шереметьевского ветра, поежился, отметив, что в Киеве все-таки теплее. Увидел, как быстро отъезжал черный БМВ, повертел головой, другой машины не увидел.