Сердце в огне - Марина Безрукова

скульптуру». Анна знала, как эффектно смотрится это движение, и возвращаться в прежнее положение не спешила. Ее пальцы рассеянно скользнули по влажному стеклу бокала. Наконец, голубые огоньки снова замерцали прямо перед Глебом.

Некоторое время они сидели молча. Глеб оставил все попытки завести небрежный разговор. Он понял, это не нужно. Удивительно, но уже не казалось важным быть умнее, веселее или развязнее. Разматывались невидимые нити, опутывали плечи, руки и тела, надежно скрепляли и проверяли: не порвется ли?

Не сговариваясь, они пересели на диванчик в самом углу, откуда можно было наблюдать за всеми остальными. Когда бокалы опустели, оба заказали крепкий кофе в чашечках с наперсток. Анна поднесла напиток к лицу, закрыла глаза и глубоко вдохнула аромат. Тонкие ноздри затрепетали.

— Любишь кофе? — хрипло спросил Глеб.

Его глаза натолкнулись на айсберг. Он чувствовал себя капитаном-самоубийцей, который сознательно и планомерно сменил курс и направляет корабль прямо на плавучую гору.

— Я много чего люблю… — серьезно ответила она.

Постепенно в зале становилось свободнее. Даже самые стойкие уже исчезли за затемненными стеклянными дверями, ведущими на улицу. Краем глаза Глеб заметил, как, подхватив за талию очередную свою пассию, продефилировал мимо Игорь. Наверняка, он глупо ухмылялся и делал какие-нибудь знаки, но Глеб никак не отреагировал. Он смотрел только на Анну. Как она, напрягая высокую грудь, откидывается на спинку дивана, как облизывает губы, встряхивает платиновыми волосами…

Глеб чувствовал, что тетива, натянутая внутри него много месяцев, слабеет, провисает, и с нее, как перезревшие забродившие яблоки, начинают опадать тоска, грусть, злость от крушения планов… Анна, как будто заглядывала в душу и звала с собой в тот утраченный мир, из которого его так жестоко изгнали. Она, точно посланный ему проводник, сулила забвение от всего, что с ним произошло. Обещала страстный покой, в котором он забудет и забудется.

— Карта или наличные?

Глеб дернулся и непонимающе уставился в серость запотевшего стекла. В салоне негромко стучала энергичная музыка, наверное, так водителю было проще не уснуть за рулем. Он молча вынул деньги и расплатился, не забрав сдачу. Таксист кивнул и, потыкав пальцам в экран телефона, поехал к следующему клиенту. Глеб остался стоять у подъезда.

«Интересно, а у нее кто-нибудь есть? Муж, любовник? А может и оба сразу? Вряд ли она свободна…» — подумал он об Анне. Приятно грела мысль, что в контакты вбит номер телефона, а уж придумать повод, чтобы ей позвонить, несложно. Пусть хотя бы встретятся выпить кофе, и он снова почувствует исходящую от нее силу. Анна для него пришелец с другой планеты — таинственная и притягательная.

Подмигивая красным глазом, лифт привез его на седьмой этаж. Двери открылись, но Глеб вышел из кабины не сразу. Хотелось, чтобы это была машина времени, на которой он перенесся бы в прошлое или сразу в будущее, но никак не остался в мутном и похожем на кривое зеркало настоящем. Но лифт выполнял сугубо прагматичную задачу — возил людей с этажа на этаж, без всяких чудес. Хотя и этот процесс с натяжкой, но можно было бы назвать чудом.

Осторожно открыв замок, он вошел в квартиру. В прихожей разливался мягкий утренний свет. Дверь в спальню была приоткрыта. Глеб на цыпочках подошел ближе и заглянул в щелку. Женя спала, и в комнате едва слышно пахло мазью, которой она постоянно мажет руки. Он тихо вышел в кухню. В сковородке на плите что-то желтело. Есть он не хотел, но стало любопытно. Его любимый острый рис со специями… Как Женя его приготовила? Или может быть, всё-таки заказала в ресторане? Нет, похоже, готовила сама. Иначе рис бы так и остался в ресторанной упаковке. Ему стало немного не по себе. Он представил, чего это Женьке стоило.

«Нужно обязательно сегодня вечером куда-нибудь с ней сходить» — виновато подумал он, отпивая минералку, найденную в холодильнике. Голова немного побаливала, как бывает, после бессонной ночи. Глеб улыбнулся, предвкушая, как сейчас ляжет в постель и перед тем, как отрубиться, снова, точно на фотографии, увидит удивительные голубые глаза Анны.

Он проснулся от того, что хлопнула входная дверь. Щурясь и зевая, взглянул на часы: ничего себе, уже половина первого! В прихожей слышался стук дверцы, бряцанье вешалки, потом шум переместился на кухню. Там что-то звякнуло. Легкие шаги, в раковину полилась вода. Глеб сел на диване и потер лицо. Во рту было сухо, всё-таки алкоголь и кофе сделали своё дело.

В комнату заглянула растрепанная Женька. Улыбнулась, наморщив нос с пылью веснушек:

— Проснулся? А почему здесь? — она кивнула на диван.

— Не хотел тебя будить… и дышать на тебя парами Бахуса, — виновато развел руками Глеб.

— Ты во сколько явился-то, гулена? Я уснула рано, не слышала, как ты пришел…

— Я? Да часа в три, кажется… Засиделись что-то… — зачем-то соврал Глеб.

На Женю он не смотрел, нужно было разложить на диване смятые подушки и свернуть плед.

— Сходим в кофейню? Я не завтракала, — непринужденно предложила она.

— Да! — слишком быстро откликнулся Глеб. — Только я быстро в душ!

Женя кивнула и вышла. Глеб застыл, разглядывая клетчатый плед. На кухне Женя подошла к холодильнику и осторожно передвинула их с Глебом фотографию. И зачем она спросила, во сколько он приехал? Не спросила бы, ему бы не пришлось врать. Почему он соврал, думать не хотелось.

Глава 9

Все выходные Глеб думал об Анне. Как наваждение, она мерещилась ему повсюду. С Женей ему было тревожно, и он отчаянно скучал по уже распробованному ощущению покоя, которое излучала женщина, случайно появившаяся в его жизни. А может, и не случайно? Плевать! В голове уже прижились ядовитые ростки-мысли: с Анной он не чувствовал себя виноватым. А с Женей это ощущение накрывает с первой минуты, как видит ее утром и до последней, когда сидит допоздна с игрушками в ноутбуке. Он ненавидел себя за то, что воспринимает теперь Женю чужой. Словно его обманули и подсунули пластмассовую подделку. Тщетно ночами, следя за мелькающими на экране фигурками, он силился возродить в душе всё, что раньше было связано с Женькой: нежность, умиление, восхищение и восторг… Но чувства были совсем другими. И это пугало. Он никак не мог разобраться в себе. Разлюбил? Так быстро? Но это бред… А если и так, то ничего, кроме ощущения гадливости к самому себе, это не вызывало…

С Анной калейдоскоп разрозненных чувств, отъедающий ежедневно от него по кусочку, вдруг цепенел и прекращал свое головокружительное вращение. Картинка становилась статичной, как муравей, застывший