Почетный академик Сталин и академик Марр - Борис Илизаров

Недаром одним из титулов Сталина был «корифей науки». Он, несмотря на свою необразованность, действительно старался быть разносторонним человеком. Даже среди нынешних остатков его библиотеки встречается много книг, относящихся к самым различным научным сферам. В частности, я нашел там несколько разрозненных изданий по психологии и педологии (детской психологии), хотя при жизни владельца библиотеки их было наверняка гораздо больше. Еще в 1925 году, формируя свою библиотеку, Сталин выделил в ней с десяток научных рубрик. Несмотря на то что там нет специальной рубрики «лингвистика» или «языкознание», особую рубрику для книг по «психологии», куда похоже, вошли издания и по языкознанию, он выделил {58} . Сейчас в его библиотеке сохранились: журнал «Вопросы изучения и воспитания личности. (Педология и дефектология)», выходивший под редакцией академика В.М. Бехтерева, № 1, 2–3 за 1926 год, «Психология и марксизм. Сб. статей» под редакцией профессора К.Н. Корнилова и книга А.Ф. Лазурского «Психология. Общая и экспериментальная» (Л., 1925) с предисловием Л.С. Выготского. Последняя книга никогда не была даже пролистана Сталиным, так как до сих пор ее страницы не разрезаны. Наряду с этим сохранилось и несколько изданий по языкознанию. Но о них расскажем позже. Чтобы ненароком не ввести в заблуждение современного читателя, отмечу, что, несмотря на известную близость отдельных воззрений Выготского и Марра, труды первого признаны ныне всем научным сообществом. Имя Выготского упоминается здесь (как и имена других выдающихся деятелей ХХ века) не только для того, чтобы очередной раз обратить внимание на своеобразие интеллектуальных интересов вождя, но и для того, чтобы показать, что исследования Марра не были каким-то противоестественным вывертом, а находились в общем русле советской и зарубежной науки такого ломкого ХХ века.

По дореволюционным и советским меркам научная карьера Марра была вполне успешной. Как сообщил Марр в автобиографии, он был сыном грузинки и шотландца садовода, работавшего по найму у грузинского князя. Плодотворность «скрещивания» различных ботанических культур, а также «схождение» столь разных человеческих культур и языков «Юга и Севера», «Востока и Запада» в самом Марре, без сомнения, повлияло и на его характер и на научные воззрения. Мысль о скрещивания и рождении новых разновидностей народов и языков самых отдаленных регионов и древнейших культур земли стала одной из фундаментальных в его будущей теории.

Помимо грузинского языка Марр хорошо овладел армянским и греческим языками, а также кавказскими наречиями. Он окончил Петербургский университет сразу по четырем разрядам восточных языков, то есть изучил несколько семитских, тюркских, индоевропейских языков. В конечном счете он оперировал не менее чем сорока, а некоторые утверждали даже, что шестьюдесятью – семьюдесятью живыми и мертвыми языками {59} . Еще до революции, помимо находки упоминавшегося древнего манускрипта, сделал открытия, имевшие сами по себе мировое значение. На территории Армении возглавлял археологические раскопки в районе озера Ван древних городов Гарни, Варнак и в столице средневековой Армении, в городе Ани. Изучал памятники Урарту и Ассирии, первым расшифровал знаменитую Ванкскую клинописную наскальную надпись, найденную его учеником, будущим академиком Орбели. За совокупность работ по Ани (раскопки велись четырнадцать сезонов) Марру присудили Большую золотую медаль имени графа Уварова, очень престижную награду Русского археологического общества. Марр постоянно выезжал в лингвистические и этнографические экспедиции в различные части России, Европы, Азии, Африки. Из Палестины привез древнейшие грузинские и армянские христианские рукописи. В частности, обнаружил на Синае, впервые опубликовал и монографически изучил арабскую христианскую рукопись о крещении армян, грузин, аланов и абхазов святым Григорием Просветителем {60} . К несомненным заслугам Марра относятся работы о средневековом армянском историке и просветителе Моисее Хоренском. По инициативе Марра была основана серия публикаций «Христианский Восток». Во многом благодаря его дореволюционным работам для российского и европейского научного мира открылся христианский Кавказ, много столетий пребывавший за гранью истории европейского Запада. Каждая его экспедиция и научная работа, написанная на основании собранного лингвистического и археологического материалов, становилась сенсацией и превращалась в предмет ожесточенных споров, иногда насмешек. Бывало, его открытия и концепции вызывали озлобление и обвинения.

В России почти каждый крупный исследователь испытывает на себе особо завистливое озлобление «оппонентов». Несмотря на то что Марр был далек от политических и националистических течений, его с разных сторон оскорбляли и пытались запугивать задолго до революции, а шельмовать за научные взгляды начали за несколько десятилетий до дискуссии 1950 года.

Между живущими по соседству грузинами и армянами, между частью грузинской и армянской интеллигенции ведется многовековое соперничество, часто перерастающее во вражду. Как коренной житель Грузии и Кавказа, Марр хорошо знал об этом. Еще в начале научной карьеры он столкнулся с грузино-армянским противостоянием, которое сопровождало его всю жизнь. После окончания университета, уже тогда будучи признанным знатоком грузинского языка и литературы, он не получил поддержки со стороны руководителя кафедры грузинской словесности Санкт-Петербургского университета. Не мысля себя вне кавказской тематики, он переориентировался на кафедру армянской словесности. В течение двух лет в совершенстве изучил армянский язык и его древние наречия, за что в 1902 году получил степень доктора наук {61} .(По некоторым сведениям, армянский язык он знал с детства.)

Любопытные события произошли в период интенсивного изучения Марром истории армянского и грузинского языков и памятников древности. Какими-то неведомыми путями Марр оказался на должности цензора армянских изданий в Главном цензурном управлении Российской империи {62} . Даже став маститым ученым и профессором Санкт-Петербургского университета, Марр соглашался временами, но втайне выполнять оплачиваемые обязанности цензора [6] . Среди большей части прогрессивной российской интеллигенции той поры работа цензора была презираема и приравнивалась к деятельности сексота. Вскоре после того, как Марра выдвинули заведовать кафедрой армянской словесности Санкт-Петербургского университета, часть преподавателей-армян выступила против его кандидатуры, как грузина по национальности. По их настоянию предлагалось провести «расследование» о национальных корнях Марра и знании им армянистики. Только вмешательство его учителя профессора В.Р. Розена спасло положение. К чести Марра надо отметить, что он был далек от любых проявлений национализма и шовинизма {63} . Вопреки всему, Марр получил редкую возможность работать в самом сердце древней армянской письменности и христианства в Эчмиадзине и в других известных древлехранилищах Армении. Знания Марра как армяниста получали все большее признание, а сам он стал пользоваться личным доверием со стороны российской и армянской правящей, духовной и научной верхушки. Когда в 1909 году царь Николай II дал аудиенцию главе Армянской церкви католикосу Матеосу II, именно Марр был назначен при них переводчиком {64} . Дореволюционная связь Марра с кавказским христианским духовенством очевидна. Становятся понятнее и его настойчивые попытки связать свои лингвистические, текстологические и этнографические исследования с библейской историей и ее терминологией. Но не меньшим доверием и не меньшей неприязнью наделяли Марра различные группировки грузинских деятелей.