История Консульства и Империи. Книга II. Империя. Том 4. Часть 1 - Луи Адольф Тьер

от 12 апреля. Тогда он во всеуслышание признал роль вооруженного посредника, объявил о вооружении для нужд посредничества и установил, что договор об альянсе от 14 марта 1812 года, оставаясь в силе по существу, теряет в новых обстоятельствах силу относительно задействованных средств. Он отвечал Нарбонну, что венский двор не может ввести в действие вспомогательный корпус, потому что не может вступить в военные действия, став посредником по внушению Франции, и считает уместным отложить его использование.

Не желая разрыва с Францией, Меттерних чувствовал между тем, что опасения Нарбонна обоснованы, ибо между князем Понятовским и генералом Фримоном возможно столкновение, если генерал будет настаивать на разоружении польского корпуса. К счастью, конфликт легко было предотвратить, о чем министр немедленно и позаботился. Он уже согласился с тем, что французский батальон в составе Польской армии при вступлении на австрийскую территорию не будет разоружен. Теперь он дал согласие на то, чтобы и Польская армия имела возможность сохранить при себе оружие во время перехода через Богемию в Саксонию, и обещал, что на каждом привале она будет находить необходимые кров и пищу.

Слухи о последних военных событиях положили конец всем этим плачевным препирательствам. Вдруг стало известно, что дано большое сражение, пролились потоки крови и французы разбиты, если верить разносчикам слухов, большинство которых были нашими врагами. О поражении французской армии повсюду заявляли с неслыханной уверенностью. Меттерних был слишком умен, чтобы верить подобному бахвальству. Однако утверждения были столь однозначны, что он не мог не выразить своего удивления Нарбонну. Именно в таких ситуациях искусный вельможа и умный и гордый военный обнаруживал себя в Нарбонне со всеми выгодами. «Мы побеждены, – сказал он во всеуслышание, – но посмотрим, где будут побежденные, а где победители через несколько дней». Четыре дня спустя стало известно, что мнимые побежденные вступили в Дрезден, а мнимые победители отступили за Эльбу. Конфуз оказался велик. Салоны Вены разразились бранью по поводу военной бездарности государей-союзников, но, вместо того чтобы обратиться к французам, только громче призывали Австрию присоединиться к коалиции, дабы спасти Европу от нестерпимого ига.

Меттерних тотчас явился к Нарбонну и с уверенностью, в которой имелась доля искренности, сказал, что победы Наполеона его не удивляют, ибо на них он и полагается в своих миротворческих планах; что для того, чтобы сделать мир приемлемым для русских, англичан и пруссаков, нужно снять хотя бы две трети их предложений;

что победа при Лютцене этому послужит, но остается последняя треть предложений, обоснованность и благоразумие которых невозможно не признать. Он сказал, что настало время Венскому кабинету исполнить его роль посредника, принятую по внушению Франции и с согласия всех воюющих держав, ибо скоро будет поздно, судя по быстроте событий, исполнить ее с пользой, и потому он незамедлительно отправит полномочных представителей в штаб-квартиры французов и русских. Меттерних добавил, что выбрал переговорщиков, приятных тем, к кому они обратятся: генерал Бубна, кажется, понравился Наполеону, и его пошлют к нему; а известный некогда в антифранцузской партии Штадион имеет все шансы быть хорошо принятым в штаб-квартире союзников, и его направят туда; что, будучи неопасным для Франции врагом, он, Меттерних, будет ей более полезен, чем друг, ибо смело выскажет русским и пруссакам те истины, которые важно до них донести.

Итак, объявили, что Бубна и Штадион отправятся, чтобы предложить перемирие и вызвать первые объяснения относительно условий будущего мира. Не притязая навязывать их Наполеону, объявили, между тем, что будут вольны указать ему те условия, которые сочтут приемлемыми для всех воюющих сторон, и, не желая делать из них тайны для Нарбонна, Меттерних подробно и точно перечислил ему эти условия. Они включали в себя упразднение Великого герцогства Варшавского и переуступку его Пруссии, за исключением некоторых частей, возвращаемых по праву России и Австрии; восстановление Пруссии посредством великого герцогства и территорий, которые надлежало найти в Германии; отказ Наполеона от Рейнского союза и ганзейских департаментов, то есть от Бремена, Гамбурга и Любека. Решено было не говорить о Голландии, Италии и Испании, дабы не возбудить непреодолимых трудностей, и при необходимости отложить заключение морского мира, если не будет средства договориться с Англией, дабы заключить без промедления более насущный мир континентальный. Таковы были условия, помимо возвращения Австрии Иллирийских провинций, оставлявшие Франции Вестфалию, Ломбардию и Неаполь как вассальные королевства, Голландию и Бельгию как рейнские провинции, а Пьемонт, Тоскану и Римское государство как французские департаменты. Вот какую Францию предложили Наполеону, и он счел это предложение оскорбительным.

Нарбонн много раз повторял, что победивший Наполеон не примет таких условий, но Меттерних, в свою очередь, повторял, что Наполеон благоразумнее, чем хотят его представить; что эти условия обязательны и придется еще побороться, чтобы заставить союзнические державы принять их.

Оставалось решить вопрос с королем Саксонии, которому, как стало известно, пришлось выбирать между низложением и возвращением в Дрезден. Австрия не колебалась на этот счет и не стала удерживать Фридриха-Августа. К тому же, она и не успела бы, ибо королю пришлось незамедлительно ответить на требования и принять, хоть и со слезами, приглашение Наполеона. Он приготовился отбыть из Праги вместе с войсками и двором, настоятельно попросив Австрию и пообещав ей со своей стороны сохранить в тайне переговоры, имевшие место между кабинетами Дрездена и Вены.

Когда Наполеон постепенно узнал обо всем, о чем мы только что рассказали, он смог приличествующим образом встретить своего союзника, вновь ставшего преданным; но прежде он дал инструкции своему представителю в Вене. Наполеон понял, что совершил ошибку, преждевременно подтолкнув Австрию к участию в событиях и побудив ее провозгласить себя вооруженной посредницей, то есть арбитром, в то время как ему вовсе не хотелось терпеть ее арбитраж. Он понял также, в какое впадал заблуждение, считая, что сможет вовлечь эту державу в свои планы, предложив ей остатки Пруссии и не видя, что Австрия более всего стремится к восстановлению Германии и предпочитает независимость территориальному увеличению. Теперь Нарбонну надлежало выказывать спокойствие и сдержанность без холодности, ничего более не требовать от австрийского двора и не отвечать ему, дабы Австрия не распознала, что ее перестали считать союзником, продолжая считать посредником, но не принимают посредничества вооруженного.

Несмотря на сдержанность выражений, Наполеон в глубине души ожесточился в отношении Австрии. Склонность обольщаться заставляла его верить, что он добьется от Австрии чего угодно, если хорошо ей заплатит, и теперь он был глубоко раздосадован тем, что она полностью обманула его расчеты. Переданные условия, которые не должны были показаться новыми, были ему отвратительны. В душе Наполеон отказался от Великого герцогства Варшавского. Но увеличить Россию за счет бесповоротно потерянной Польши