Майк Науменко. Бегство из зоопарка - Александр Кушнир

Первой на «главную сцену» вышла группа «Ассоциация скорбящих по зимнему отдыху». Фотограф Андрей «Вилли» Усов был в шляпе, с самодельной гитарой и с загадочной траурной повязкой поверх розовой ковбойки. Он твердо знал, что этот концерт у его ансамбля будет последним. По его истовым убеждениям, все великие коллективы должны были быстро собраться, сыграть несколько концертов и тут же распасться. Поэтому Вилли пел и играл с легким сердцем: его музыкальная миссия на Земле была выполнена.

«Боб тогда выдавал новые песни обоймами, и у „Аквариума“ репертуар был достаточно обширный, — вспоминал в интервью для книги Гаккель. — Что-то типа „Блюз простого человека“, „Блюз во имя ночи“, „Блюз со счастливым концом“ и конечно „Танец“, „Замок“, „Дорога 21“, „Апокриф“, „Уйдешь своим путем“. На перкуссии у нас играл Майкл Кордюков».

Исторический дебют Майка

Фото: Андрей «Вилли» Усов

Последним номером программы шел Майк — в сопровождении музыкантов «Аквариума» и Марата Айрапетяна — на первобытном звуке. У ног музыкантов сидела вся центровая тусовка — начиная от Родиона и упомянутого Джорджа Гуницкого до Севы Гаккеля и его новой девушки Людмилы Шурыгиной. Узок был круг этих революционеров, но Гребенщиков торжественным голосом сообщил, что по результатам опроса, проведенного журналом «Рокси», господин Науменко с песней Drive My Car занял первое место в псевдоофициальном конкурсе аранжировщиков города Ленинграда.

«Не первое, а всего лишь третье, Борис», — хмуро поправил его Майк.

Потом наступил долгожданный момент первого выступления будущего создателя группы «Зоопарк». До этого многие воспринимали Науменко исключительно как сессионного музыканта «Группировки имени Чака Берри» или «Союза Любителей Музыки Рок». Как написано выше, он никому и никогда не показывал своих песен. Это случилось именно здесь.

Науменко резко взмахнул носом, прикрыл глаза и с мнимой небрежностью ударил по струнам. Затем издал какой-то сатанинский рык и выдал сильнейшее выступление — с текстами про плотские утехи и «трах-трах-трах в твоих глазах». Прямо среди бела дня щуплый Майк пел о том, о чем многие боялись и подумать: «И, если хочешь, ты можешь спать рядом со мной…» Неудивительно, что на фоне расслабленного «Аквариума» это выступление стало для присутствующих мощной культурной встряской. Милое артистическое хулиганство, к которому был склонен менестрель, ему явно шло. От последствий было не отбиться.

«Звездой вечера оказался Майк — он был крут и сорвал с неподготовленной публики бешеные аплодисменты, — писал летом 1978 года журнал „Рокси“. — Предрекаем ему большую дорогу и светлое на ней будущее».

Когда Науменко закончил петь, перед зрителями возник не в меру трезвый Валера Черкасов, исполнивший «Марсианскую оперу», которая заканчивалась словами: «Я хочу догнать машину времени / Я хочу создать собственную группу под названием „Марсиане“, если вам понравится / А если не понравится, то можно и без названия».

Это был красивый и в меру логичный финал.

«Науменко много рассказывал мне об этом фестивале и был просто счастлив, впервые почувствовав, что к нему готовы относиться серьезно, — рассказывала мне Татьяна Апраксина. — Там он исполнил страшно замедленную версию Drive My Car, которой всегда гордился. И потом о нем действительно написали в „Рокси“». И Майк получил свою фотографию, портрет, в который влюбился на многие годы — потому что на нем он был абсолютно не похож на себя, абсолютно неузнаваем, но зато: «какой я здесь хорошенький!».

Через пару недель Майк и Борис решили записать совместный альбом. Долгое время они хвастались друг перед другом новыми песнями и теперь поняли, что пришло время свои сочинения зафиксировать для возможной вечности.

Это было то самое место, где проходил только что описанный «ленинградский Вудсток». В общем, альбом «Все братья-сестры» явился дебютом Майка в звукозаписи и одновременно стал последним «любительским» опусом Гребенщикова, в активе которого уже значились такие концептуальные работы, как «Искушение святого Аквариума», «Притчи графа Диффузора» и «С той стороны зеркального стекла».

«Все братья-сестры», 1978

Фото: Андрей «Вилли» Усов

Рожденным в эпоху позднесоветской империи необходимо напомнить, что в ту пору ни у одной местной рок-группы не существовало канонически оформленных альбомов. По Питеру стихийно гуляли самопальные сборники Юры Ильченко, концертники Андрея Макаревича, а также контрабандно записанные на фирме «Мелодия» религиозные притчи Юрия Морозова.

«В семидесятые годы мыслей об альбомах у нас не было, — утверждал основатель группы „Санкт-Петербург“ Владимир Рекшан. — Происходило это потому, что у рок-музыкантов не было никакой возможности записываться. В промежутке между 70-м и 74-м годами у нас оказались незафиксированными как минимум три концертные программы».

Летом 1978 года Майк Науменко и Борис Гребенщиков замахнулись на прицельную запись — с продуманной драматургией, дизайном и аскетичными аранжировками. Друзей не смущало отсутствие элементарных технических условий. Их согревала мысль философа Леонтьева о том, что «страстная идея всегда ищет выразительную форму». Эту форму они счастливым способом придумали.

Воплощение формы, по воспоминаниям Марата Айрапетяна, происходило следующим образом. В центре поляны, под небом голубым, в самой гуще одуванчиков, стоял табурет, к которому был прикреплен массивный микрофон. От обычных микрофонов он отличался тем, что был «двойным» и в него можно было петь с обеих сторон. Ответственный за эту инновацию Марат осуществлял запись прямо «с воздуха» — на катушечный магнитофон «Маяк-203». Удлинители к нему были протянуты через форточку квартиры, в которой жила приятельница музыкантов Ольга Аксёнова.