Убийство номер двадцать - Сэм Холланд

Улыбнувшись, Джейми шутливо отдает честь, после чего оставляет Адама в одиночестве.

Тот берет листок бумаги, который Ромилли оставила у него на столе. Ну и что тут нового? Она видит его во всем: в каждом пропавшем человеке, в каждой подозрительной смерти. И вряд ли стоит ее в этом винить. Подобная травма, так глубоко укоренившаяся… Это шрам на всю жизнь.

Хотя на первый взгляд выглядела она чертовски хорошо. После того как он не видел ее много лет, появление Ромилли у него в кабинете стало для него шоком. Мгновенно вернулись прежние чувства. Теплота по отношению к ней, забота и участие. Даже любовь – но также обида за предательство и горькая боль отвержения.

Адам сминает оставленный Ромилли листок бумаги в комок и бросает его в мусорное ведро. Промахивается – тот отскакивает от стены и останавливается под шкафом. Он оставляет его там. Где ему и место.

С глаз долой, из сердца вон.

Глава 13

Незапланированный прием без предварительной записи, прибереженный на крайний случай. Но случай как раз из таких.

Ромилли нажимает на кнопку домофона. Рядом с большой, выкрашенной в красный цвет дверью между двумя белыми оштукатуренными колоннами, рядом с золотой табличкой всего с тремя именами. Она находит такую расточительность обнадеживающей – эти люди знают свое дело.

Ромилли сразу проводят внутрь, мимо пациентов в разом притихшей приемной, и такая спешка вызывает понимающие взгляды.

Одна из этих, говорят их лица. «Как хорошо, что мне не так плохо, как ей!»

Она садится в той же, что и всегда, комнате, в ставшее уже почти привычным кресло. Ждет, разглядывая аккуратные книжные полки с томами по психологии, сертификаты на стене, геометрически упорядоченный письменный стол с белым эппловским компьютером на нем. Здесь нет ни пробковых досок, улепленных благодарственными открытками, ни фотографий. Никакого намека на индивидуальность со стороны женщины, которая знает о ней практически все.

Ромилли вспоминает свои первые дни здесь, в консультационном кабинете номер два. Этот плач. Эту истерику. Рыдания столь сильные, что потом еще несколько часов болело лицо. Доктор Джонс кропотливо вскрыла годы глубоко укоренившейся душевной травмы, а затем успокаивала, увещевала и наставляла Ромилли, превратив ее в полноценного человека, которым та является сегодня.

Но теперь вот это… Новая бредовая иллюзия. Ромилли тревожится, что все это вернется.

Входит доктор Джонс. Улыбается, ставя на стол справа от себя стакан с водой. Ромилли всегда завидовала доктору Джонс. Ее спокойствию, ее освежающей ауре деловитости и уверенности в себе. Волосы у нее аккуратно собраны в узел на затылке. Ни одна прядка не выбивается, нет ни намека на завитки.

Они сидят друг против друга. Доктор выжидающе кладет руки на колени.

– Спасибо, что так быстро сумели меня принять, – начинает Ромилли.

Доктор Джонс кивает.

– Конечно. Я рада, что вы подумали обо мне.

Наступает долгая пауза. Тиканье часов на стене заставляет Ромилли осознать, сколько времени тратится впустую. Но она не знает, с чего начать.

– Начните с того, что вы сейчас чувствуете, – говорит Джонс, словно прочитав ее мысли.

– Растерянность. Тревогу. Тоску.

– Ладно… – Доктор делает паузу. – Тогда почему же я этого не вижу?

– В каком это смысле?

– По крайней мере, со стороны. – Джонс мягко улыбается. – Большинство людей, которые просят о срочной встрече, всегда как-то демонстрируют свои чувства. Плачут, не находят себе места… Если что, то вид у вас скорее рассерженный.

Ромилли всегда нравилось то, что Джонс никогда не разговаривает с ней свысока. Они обе врачи – умные женщины, – и Джонс относится к ней как к таковой.

– Да, я сердита, – признает Ромилли. – Сегодня я виделась со своим бывшим мужем.

– Адамом?

– Да.

– И какие чувства вы испытали? Опять оказавшись рядом с ним?

Ромилли пробует припомнить. Выглядел он так же, как и всегда. Та же стрижка – может, разве что чуть длиннее, но это ему идет. Чуть больше седины, больше морщин на лбу, но, как бы он себя ни вел, это ему к лицу. И Адам назвал ее «Милли». Как раньше. Он единственный, кто так к ней когда-либо обращался, и сейчас это в равной степени и радует ее, и приводит в бешенство.

– Противоречивые, – отвечает она наконец. Психотерапевт склоняет голову набок, ожидая, когда она раскроет эту мысль. – Он все такой же…

Ромилли делает паузу, подыскивая нужное слово. Так и тянет сказать «привлекательный», «симпатичный», но не хочется, чтобы доктор Джонс видела в ней такого человека. Поверхностного. В его привлекательности всегда было нечто большее, чем просто внешность.

Ромилли знает, что Адам по-прежнему холост. Она все еще общается с Пиппой, а Пиппа передает все сплетни от Джейми. Судя по всему, Адам легко заполучает женщин. «Не совсем уж блядун, но близко, – нахмурившись, сказала как-то Пиппа. – Однолюбом его точно не назовешь. И правильно, что ты избавилась от него», – добавила она при этом, тогда как Ромилли знает, что Адам никогда чем-то подобным не отличался.

Тут она чувствует укол ревности, представив Адама с другими женщинами, и заставляет себя сосредоточиться на куда менее привлекательных чертах своего бывшего супруга.

– Он приводит меня в бешенство, – говорит Ромилли. – Да, он умный, успешный. Все, что меня в нем в первую очередь привлекало. Но теперь я также замечаю и его высокомерие. И что он по-прежнему видит во мне того ужасного человека, который его подвел.

– Он так и сказал?

– Нет, но я сама могла бы это сказать. И он жалеет меня. Считает взбалмошной недотепой, просравшей собственную жизнь.

– А сами вы считаете себя взбалмошной недотепой?

– Нет. Как правило, нет. – Ромилли опять ощущает укол стыда, припомнив, в какое неловкое положение поставила себя перед Адамом. – Наверное, разве что сегодня, – тихо добавляет она.

– И что же сегодня произошло? Зачем вы ходили к нему?

– Он ведет это дело об убийствах. Тех, что у реки. И я подумала… Я…

– Вы подумали, что это дело рук того человека.

– Да.

– Почему?

– Ну… и сама точно не знаю. Просто почувствовала.

Ромилли чувствует себя по-дурацки, повторяя это сейчас. Естественно, Адам не стал ее слушать. Он из тех, кто имеет дело лишь с неопровержимыми уликами. С железными доказательствами.

– И он не воспринял вас всерьез? – отзывается Джонс.

– Да. И теперь меня тревожит, что он прав. Что я опять это делаю.

– Из мухи слона?

– Да. Подаю это так, будто все это сугубо личное дело между мной и ним. Все, что произошло тогда, в девяносто пятом.

– И чем это отличается от вашего поведения в прошлом?