Головокружение - Франк Тилье

Наконец из галереи явился Мишель с ярко горящим фонарем на лбу. Я тут же погасил горелку. Гигант стянул рукавицы и оглядел свои руки. Потом взял одно из полотенец и уголком принялся прочищать неровности маски:

– Вот дьявол, трудно дышать. Я думаю, связки воспалились, когда я орал. И горло сильно болит.

Он положил рядом с собой камень с острыми краями и покрутил головой. Позвоночник и шея хрустнули. Потом он схватил кастрюлю с водой и один из стаканов. Я протянул руку:

– Не берите этот, он помечен, из него пили я и моя собака. Возьмите стакан Фарида.

Мишель другого стакана не взял и принялся жадно пить. Пришлось еще несколько раз сходить за льдом. Часть воды стекала по его металлическому подбородку. Потом он стянул ботинки и рухнул, как раненый солдат. Фарид приподнял свои густые брови:

– Тут что, Хиросима? А ты не мог бы убрать из палатки сапоги? И вместе с запахом, если можешь…

– Фарид прав. Повторяю: надо во что бы то ни стало оставлять обувь снаружи, иначе мы рискуем жить в нездоровой атмосфере.

Мишель не обратил никакого внимания на наши замечания и так смачно зевнул, что под маской у него хрустнули челюсти. Открыв бутылку водки, он налил себе полный стакан и залпом его осушил. Похоже, он не признавал никаких правил, в том числе и правила поделиться.

– Странно, но мне хочется спать. Как может хотеться спать в таких условиях? При всем, что с нами произошло? И он направился вглубь палатки, ко второму спальнику.

Я убрал бутылку и кастрюлю, которые он небрежно бросил посреди нашего жилища.

– Сейчас наверняка уже поздняя ночь. Я тоже устал. А отсутствие света и холод только усиливают усталость. Мы тут утратили представление о времени и можем рассчитывать только на свои биологические часы.

– Вы действительно думаете, что нам придется здесь спать?

– А вы как считаете? Ну, разве что вам удастся очень быстро пробить брешь в завале. И когда представится случай, надо будет найти способ избавить вас от взрывного устройства.

Я взял благоухающие ботинки Мишеля и выставил их наружу. Один из них опрокинулся, и тут вдруг обнаружилось, что в бороздке подошвы застряло апельсиновое зернышко. Я обернулся к нашим припасам. Оба апельсина лежали на месте. Мишель, казалось, что-то заметил:

– Что-нибудь не так?

Я поджал губы и отпихнул ботинок подальше:

– Все в порядке. Ну как там, в пещере?

– Как там? В каком смысле?

– Ну, ваша работа. Камни, которые вы хотели разбирать. Сказать по правде, здесь ничего не было слышно.

Маска повернулась в сторону ботинок. Прежде чем он ответил, последовало долгое молчание.

– Дело движется. Хотя узник, делающий подкоп ложкой, наверное, двигался быстрее. И загвоздка не в мелких камнях, а в толщине завала. Отвернешь камень поменьше – а за ним настоящий мастодонт. Но и этого мастодонта можно сдвинуть с места, если вытащить из-под него мелкие камни. Весь вопрос в равновесии и в силе рычага.

Он снял пуховик, наклонил голову и вытер затылок. Мне не хотелось сейчас говорить о налипшей на ботинок косточке, и я затронул конкретную тему:

– Советую снять одежду. По крайней мере куртку и пуловер. Так меньше вероятности подхватить какую-нибудь хворь. И спать без отсыревшей одежды будет теплее. Поверьте мне. Фарид, и ты тоже. Сними хотя бы верх, разденься до пояса.

Оба молча повиновались. Фарид оказался худеньким, совершенно безволосым, с торчащими ребрами и слабой мускулатурой. Я ожидал увидеть татуировки, какие-нибудь знаки принадлежности к определенному клану, но ничего подобного не было. У меня явно сложилось ложное представление о том, что происходит в мире; со всеми этими историями о горящих предместьях, полицейских и жестоких нападениях на учителей. Болезнь Франсуазы окончательно оторвала меня от реальности. Юный араб и брюки тоже снял, высвободив левую ногу и спустив правую штанину до самой цепи. Он дрожал, как отбойный молоток. К нему подошел Мишель, в одной рубашке, от него даже на расстоянии несло козлом.

– Повернись-ка. Я должен посмотреть, нет ли на тебе передатчика или чего-нибудь такого…

Фарид сложил руки на цыплячьей груди. Носки он натянул до самых коленок. Мишель поднес к нему лампу и постепенно ее перемещал, словно изучая анатомию парня:

– Да нет, ничего. Два-три старых шрама… На войне, что ли, был?

Фарид нырнул в свой спальник.

– Да… п-пошел ты… – еле выговорил он, стуча зубами.

Мишель повернулся ко мне:

– А вы… Вы разденетесь, чтобы я взглянул?

У меня сжалось горло. После гибели Макса, моего напарника по связке, я боялся таких моментов и старался их избегать.

– Это бесполезно и ничего не даст. Все очень просто: передатчик наверняка находится в замках наших цепей.

– Вы уже во второй раз отказываетесь раздеться.

– Давайте спать. Завтра постараемся найти решения.

– Ага, решения…

Он улегся и завернулся в спальник. Железная маска стукнулась о землю. Наверное, в ней возникает жуткое ощущение, что голову сдавило и ты задыхаешься. И невозможно ни поскрести щеку, ни почесать нос, ни умыться.

– Я тут подумал, пока работал, – сказал он. – Завтра, то есть, я хотел сказать, позже, я оттащу труп в пещеру. Когда сюда придут полицейские, они найдут способ опознать его. Да я и сам хочу дознаться, кто он.

– Нет, – сразу же отозвался я. – Я против того, чтобы он тут вонял рядом с нашим жизненным пространством. В этой сырости тело быстро начнет разлагаться. Его раздует, он станет лопаться, и этим воздухом невозможно будет дышать.

– В таком случае я его засыплю льдом. Зачем его выбрасывать? Только потому, что так решили вы, большой начальник? Нет уж. Смерть – мое дело. И отныне никто к мертвецу не притронется, кроме меня. Скажем так, он принадлежит мне.

Несомненно, сталкиваясь с неистовыми силами природы, с ее наиболее мрачной стороной, альпинисты очищаются от того, что глубоко запрятано в их душах, что ускользает от познания и понимания. Однако, к несчастью, очищение никогда не бывает полным, и надо все начинать сначала, раз за разом, всегда. А в результате становишься только еще несчастнее.

Личные заметки Жонатана Тувье (2001)

Меня все больше беспокоило постоянное обрушение подтаявших сталактитов. С того времени как мы здесь появились, оно участилось. Словно наше скромное присутствие и те несколько ватт тепла, выделяемого нашими телами и горелкой, нарушили равновесие веками нараставшей массы. Мы здесь непрошеные гости.

Сидя у порога палатки, я без конца открывал и закрывал глаза. Ощущение времени пропало, я больше не знал, в каком ритме оно течет. Люди – существа, полностью зависящие от света. Мы живем вместе с восходом и закатом солнца. Но что делать, если оно исчезнет с неба? Я максимально убавил газ в фонаре и направил его в свою сторону. Подобрал и сунул в карман несколько окурков. Потом я процарапал на пенке Мишеля две вертикальные линии. Ведь вел же Робинзон Крузо календарь, делая зарубки на дереве. Он у себя на острове мог читать Библию, разводить овец и выращивать хлеб. У него было все, кроме общения с людьми. А здесь людей хватает, зато нет всего остального.