Сова летит на север - Сергей Сергеевич Суханов

или поздно придется лечь под Афины. Но чтобы сейчас! Почему именно в его правление? Столько денег угрохано на строительство дворца, заказана посуда из Аттики, от общинной земли отрезан большой кусок земли под пашню, куплены рабы, уплачена дань сколотам…

"Все пойдет прахом… Все!"

Кизик застонал от бессильной злобы.

Он смотрел на вещи прагматично и понимал, что если афиняне возьмут Нимфей, то Перикл за деньги соберет крепкую фалангу для осады Пантикапея. С моря ударят эпибаты. Что он может противопоставить афинской эскадре? Флот? Кишка тонка! Гарнизон крепости? Да, но он не выстоит против целой армии. Стены толстые только на акрополе, даже если гарнизон закроется там, то долго не продержится: запасов храма Аполлона хватит не больше чем на месяц. При этом город будет оставлен без защиты и подвергнется разграблению.

"Так что — сдаться? — лихорадочно думал он. — Нет, только не Периклу!"

Кизик хорошо помнил рассказы Хармида о казни самосцев. Да и искореженная рожа иларха говорила лучше всяких слов.

Надежда только на Гилона.

Он лихорадочно соображал.

"Послать в Нимфей ополченцев? Можно… Время на сбор фаланги есть, вряд ли Перикл отважится на ночной штурм: триеры не смогут подойти близко к берегу, а высадка эпибатов в холодную воду в темноте и под обстрелом дело рискованное. Понт — не Эгейское море. Даже в Элладе в мунихион плавают только специально обученные рабы — ловцы жемчужных раковин. Тиран будет выжидать, оценивая обстановку, а я тем временем поищу союзников".

Решение было принято. К стратегу Архелаю срочно отправился вестовой.

После этого Кизик вызвал ключника.

— Собирай все, что можно увезти.

— Куда? — глаза Ламприя округлились.

— В Феодосию!

— Когда?

— Утром.

Теперь настала очередь Хармида, который, как всегда, возился в котловане вместе со своими кавалеристами. Вскоре, усталый и запыленный, он ввалился в зал.

— Прямо сейчас поедешь в усадьбу, заберешь рабов, — с ходу озадачил Кизик.

— До утра не терпит? — по виду хозяина иларх понял: что-то случилось, но о людях тоже надо подумать. — Мы целый день отработали…

Эсимнет сорвался на крик:

— Перикл в проливе! Ты по нему соскучился?

— Понятно… — подавленно выдавил из себя Хармид.

Кизик продолжал отдавать команды.

— Утром обоз отправится в Феодосию. Ламприй за ночь все соберет. Твоя ила будет охранять казну вместе с меотами. Архелай поведет фалангу в Нимфей. Выполняй!

Иларх хмуро вышел на улицу.

Собрал солдат, объяснил ситуацию, потом вместе с ними вернулся в казарму.

На закате ила ушла к Меотиде, где эсимнет осваивал большой надел под яровые. Поденщики из местных греков не справлялись с работой, поэтому фанагорийских рабов он отправил именно туда: мужчин — пахать, а женщин — кашеварить и присматривать за хозяйством.

Сзади громыхала запряженная волами телега. Хармид то и дело оборачивался, озадаченно поглядывал на нее. Такими темпами разъезд вернется глубокой ночью. А утром опять в дорогу.

"Что это впереди? Дым?"

Он подозвал Памфила.

— Я с половиной отряда поскачу в усадьбу. Посадим рабов за спину и вернемся. Ты остаешься за старшего.

Тарентина[118] ушла вперед.

Надел располагался в лощине, со всех сторон закрытой от ветра холмами. Западный кряж одним концом спускался в бухту. Сейчас над гребнем вился черный дымный хвост. Когда отряд вырвался из оврага, усадьба уже догорала.

— К бою! — приказал иларх. — Алале!

Греки рванули к морю. От порыва ветра чад рассеялся, и они увидели, как люди в штанах и шапках с башлыком тащат к эпактридам[119] упирающихся мужчин и женщин.

"Катиары![120]" — догадался Хармид. Именно это племя промышляло на Меотиде морским разбоем.

Пираты не церемонились. Убивать пленников они не торопились — то ли хотели отвезти в стойбище, чтобы принести в жертву Богине огня, то ли думали продать в Танаисе. Но пинков не жалели. Пожилого поденщика повалили на землю и били ногами.

Со свистом, боевыми криками греки налетели на катиаров. Пираты на бегу отстреливались. Один из нападавших повалился назад. Под другим споткнулась раненая лошадь, покатилась по земле. Хармиду в грудь ударила стрела, но спасла бронзовая кираса. Иларх конем отбросил стрелка в сторону. Еще одного рубанул ксифосом.

Израсходовав дротики, греки пустили в ход мечи. Катиары кучей отступали к лодкам. Лучники с обеих сторон охотились друг на друга, чтобы добиться перевеса в схватке. Кавалеристы спешились, стали окружать пиратов.

Хармид схватился с катиаром. Тот скалит бородатое лицо, рычит, пучит глаза — пугает. Размашисто выбрасывает перед собой топор. Поднырнув под руку противника при очередной атаке, иларх всадил меч ему в живот.

Возле эпактриды озверевший пират собрался резать глотки рабам, которые беспомощно уворачивались, ведь руки были связаны за спиной. Одного полоснул, тот лицом повалился в воду, болтается в красной мути. Катиар повернулся к девушке, схватил за плечо, хочет ударить ножом. Она сжалась — бледная, смотрит ошалело.

Дротик вошел ему точно под лопатку. Катиар осел, цепляясь за борт, а девушка, всхлипывая и дрожа, смотрела, как он беспомощно загребает воду. Хармид уже схватился с другим пиратом. Подрезал колено, опрокинул ударом ноги, добил мечом.

Катиары выкинули рабов из эпактриды и ввалились в нее сами, ожесточенно заработали веслами. Двое на берегу завыли, поняв, что товарищи бросили их.

Греки сначала убили отставших, затем выпустили несколько залпов по удаляющейся лодке. Судя по тому, как она завертелась, потеряв управление, в живых там никого не осталось.

Хармид вытирал ксифос о полу хламиды, когда почувствовал, как кто-то коснулся его плеча. Прикосновение было мягким, легким. Он резко обернулся. Девушка рухнула перед ним на колени, стала целовать руку.

— Ты что? — иларх опешил.

Рывком поставил ее на ноги. Грубо развернув к себе спиной, вспорол веревки. Снова повернул лицом.

— Не узнавать, — сказала рабыня на ломаном греческом, потирая затекшие запястья. — Фанагория.

Он присмотрелся: брови скифским луком, тонкий изящный нос, смуглая кожа. И надо же — зеленые глаза. Тогда, на лембе, не обратил на это внимания.

— Быстрая Рыбка!

Девушка улыбнулась.