Романцев. Правда обо мне и "Спартаке" - Олег Романцев

Я с игровых пор не любил футбол от обороны. «Лучшая защита – это нападение», – эти слова я считаю правильными. Когда «Интер» стал чемпионом, и при этом почти все матчи выиграл со счетом 1:0, это меня покоробило. Я хоть и был защитником, но у меня оставалась психология нападающего. Как и у многих моих партнеров. В «Спартаке» конца 1970-х почти все защитники имели опыт игры на атакующих позициях. И Хидя пробовался полузащитником, и Сашка Сорокин, и Витька Ноздрин. Все вперед бежали с удовольствием.

* * *

После матчей Бесков отпускал меня домой в Красноярск, к жене. Мы так изначально договаривались. Тем более что в августе у меня родился первый сын, Вадим, и мне надо было чаще бывать дома. Константин Иванович не возмущался, не давил. Он видел, что я скучаю по родным. И это с его стороны был мудрый ход. Так прошло несколько месяцев. В конце сезона Бесков вызвал меня и говорит:

– Знаешь, у нас квартиры дают. В Сокольниках, двухкомнатные.

В конце того сезона ордера выдали сразу нескольким приезжим: Дасаеву, Хидиятуллину. Бесков решил заманить этим предложением и меня.

– Ты точно не хочешь? – спросил он.

– Нет, Константин Иванович, – говорю я. – Все остается, как договаривались, – мне квартира не нужна. Я возвращаюсь в Красноярск. Жить в Москве постоянно я не планирую.

– Ну, не нужна так не нужна.

Тут заходит Старостин:

– Олег, слушай, ты не торопись. Ты пока ключи возьми, а потом будешь думать. Отказаться никогда не поздно.

– Давайте я хотя бы с женой посоветуюсь, – отвечаю ему.

Я вернулся в Красноярск, пообщался с Натальей. Сказал: так и так, зовут в Москву с семьей, дают квартиру. А ей неожиданно эта идея понравилась: «А поедем!»

Приехал к Бескову: «Спасибо, я беру эту квартиру». Тем более что и местоположение оказалось отличным – в Сокольниках, почти у центрального входа в парк.

Так я стал спартаковцем на постоянной основе.

Из воспоминаний Виктора Самохина:

– Редко бывает, чтобы новичок моментально влился в коллектив. Всегда нужно время, чтобы притереться. Старожилы смотрят, изучают, что за человек, поначалу относятся с настороженностью. Впрочем, было сразу видно, что Олег приехал со своими взглядами на футбол, со своим пониманием, с амбициями. Но без этих качеств редко становятся большими игроками. И уж тем более – большими тренерами.

Когда Олег приехал во второй раз, коллектив принял его проще и быстрей. Не просто же так его вскоре выбрали капитаном команды. Чувствовалась в нем своя жилка. Железный человек. Недаром в Сибири столько жил. Ребята ценили его за справедливость. Если что-то плохо, он прямо скажет – это плохо. И наоборот – если что-то получается здорово, всегда похвалит. Настоящий лидер и капитан!

Эту главу я хочу целиком посвятить Николаю Петровичу Старостину – человеку, который оказал на меня огромное влияние и сильно помог мне в жизни и карьере. Без него я бы не стал тренером «Спартака».

Теплые слова про него говорили и говорят многие. Он был примером и образцом отношений с людьми. Старостина любили. Он моментально располагал к себе собеседников своим обволакивающим голосом.

Старостин – образец мудрого руководителя. Интеллектуал, начитан, обладал просто-таки феноменальной памятью. Помнил мельчайшие факты из матчей 1930-х годов и пофамильно называл людей, которые в них играли. А у наших футболистов знал даже имена жен!

А сколько стихов помнил наизусть – море! Иногда в автобусе подходил к микрофону и начинал декламировать целые куски. Некоторых ребят это не трогало – кто-то удивленно хмыкал, а кто-то спал. А мне нравилось!

Мало кто знает его любимого поэта. Им был поляк Адам Мицкевич. Его он мог читать часами. Мне тоже нравились стихи. И Николай Петрович мог продолжить практически любое стихотворение, если я начинал. Но чаще он внимательно слушал. Он умел это делать. Это качество и мне потом по жизни пригодилось: уметь не только говорить, но и слушать.

Из воспоминаний Александра Мирзояна:

– Помню, как я оказался в «Спартаке» и познакомился со Старостиным. В конце 1978 года я на короткий срок попал в «Торпедо». Но именно в тот момент там сменился главный тренер – назначили Владимира Максимовича Салькова. А он не сильно на меня рассчитывал.

И тут у меня появляется вариант со «Спартаком». Но была загвоздка. Чтобы перейти, требовалось специальное открепление от руководства «Торпедо» – что меня отпускают. Максимыч сказал: «Отпущу, но только не в московскую команду».

Что делать? Я пошел на хитрость. Пришел к Салькову с заявлением, в котором было написано: «Прошу отпустить меня в другую команду». Тот уточнил: «А почему не пишешь, куда конкретно уходишь?» Я ответил: «Так я ж не знаю, где в итоге окажусь. Может, в Баку поеду, может, в «Ростов». А может, в «Арарат» вернусь». Тогда Сальков подписал – отпускаю.

С этим заявлением я отправился в «Спартак» к Старостину и Бескову. Николай Петрович прочитал заявление и спросил с укоризной: «А почему ты пишешь – в «другую команду»? Ты что – не знаешь, в КАКУЮ команду ты переходишь»? На слове «какую» он специально сделал ударение. Я отвечаю: «Знаю. Но если бы я ее указал – мне бы не подписали заявление». Старостин почесал лоб, посмотрел на меня и изрек: «Хм, мудро!»

* * *

Старостин – сын егеря, рано хлебнул проблем в жизни, как и его братья. 10 лет у них вообще незаслуженно забрали, потом реабилитировали. Но 10 лет-то не вернешь! Еще и лучшие по возрасту годы.

Про тюрьму он мне рассказывал. Это больная тема. Многое просил другим не передавать. Могу рассказать такую вещь. Он однажды спросил:

– Знаешь, Олег, какие в тюрьме были самые страшные пытки? Вовсе не иголки, которые тебе засовывали под ногти. И не прижигания. Самая страшная пытка – бессонницей. Когда охранники меняются один за другим, а ты стоишь, и все по очереди светят тебе в глаза. Ты в итоге теряешь сознание, ничего не соображаешь, голова кружится, тело ломит. А тебе по новой светят в глаза.

Два года Старостин провел в следственном изоляторе на Лубянке. В том самом здании, где работал Берия. Там есть такие бетонные коридорчики, куда его выводили гулять. От него требовали признания в антисоветском заговоре. Потом, когда доказать ничего не удалось, придумали новое дело, тоже шитое белыми нитками. Но ни он, ни братья ничего не подписали. Им всем могла «светить» смертная казнь, но ее удалось избежать. Дали 10 и 12 лет.

«Динамо» Николай Петрович не любил еще с той поры, когда после победы в финале Кубка СССР 1939 года Берия заставил «Спартак» переигрывать полуфинал. Там была интересная история. «Спартак» в полуфинале обыграл «Динамо» Тбилиси. Грузины опротестовали результат игры – им показалось, что гол был забит не по правилам. В итоге «Спартак» успел сыграть финальный матч, и только после этого была дана команда сверху – полуфинал переигрывать! Но и во второй раз победил «Спартак».