Семь чудес и затерянные в Вавилоне - Питер Леранжис

Касс кивнул.

– То есть там, где мы прошли, Торквин просто… ткнулся в стену. И сейчас он должен быть уже рядом с Профессором Бегадом, целый и невредимый.

– Точно, – сказал я.

– Точно, – согласилась Эли.

И мы молча уставились на вяло текущий перед нами Евфрат, изо всех сил стараясь поверить в собственные слова. Надеясь, что с нашим огромным и немногословным защитником все в порядке. Но как бы для него там все ни обернулось, для нас кое-что было совершенно ясно и неизменно.

Мы оказались предоставлены самим себе.

– Держу тебя! – Марко схватил меня за руку, когда я немного неудачно перепрыгнул через узкую оросительную траншею, по которой из Евфрата к сосновой роще и дальше, к сельскохозяйственным угодьям, текла вода. В нашей четверке я оказался последним.

Касс, опустившись на корточки, гладил сидящую на руке зеленую ящерицу размером с ладонь.

– Смотрите сюда! Он совсем меня не боится!

Эли присела рядом.

– Симпатичная. Пусть будет нашим талисманом. Назовем ее Люси.

Касс задумчиво склонил голову набок.

– Леонард. Что-то мне подсказывает, что он мальчик.

– Эй, чуваки! – Марко выглядел сердитым. – Что-то мне подсказывает, что нам пора двигаться. Пошли!

Касс с осторожностью опустил Леонарда себе в рюкзак. Мы продолжили наш путь к городу, стараясь не выходить из-под сени деревьев. Стоял полдень, и солнце жарило невыносимо. Сквозь ветки я взглянул на поля. Тележки бесхозно стояли у зданий из желтого кирпича. Видимо, крестьяне ушли вздремнуть.

Касс принюхался.

– Ячмень. Вот что они выращивают.

– А ты откуда знаешь? – удивился Марко. – Ты что, рос на ферме?

– Нет, – лицо Касса потемнело. – Или да, это как посмотреть. Пару лет я прожил на ферме. С тетей и дядей. Закончилось все не очень.

– Жаль слышать, – сказал Марко.

Касс кивнул.

– Ничего страшного. Честно.

Они ушли вперед, а я бросил быстрый взгляд на Эли. Расспрашивать Касса о его детстве изначально было плохой идеей.

– Я беспокоюсь о Кассе, – понизив голос, подтвердила она мои мысли. – Он считает, что теряет свои способности. И он так остро на все реагирует. Особенно на то, что касается его прошлого.

– Ну, у него хотя бы есть мы. Теперь мы – его семья, – ответил я. – Это должно придавать ему сил.

Эли тихо фыркнула.

– Страшная мысль. Четверо ребят, которые, возможно, и до четырнадцати лет не доживут. Вдохновляющие перспективы.

Впереди нас Марко положил руку на плечи Касс. Он явно рассказывал что-то смешное, судя по смеху Касса.

– Смотри, – указал я на них подбородком. – Может, перспективы и не очень вдохновляющие, но разве они не выглядят как братья?

Обеспокоенное выражение на лице Эли сменилось улыбкой.

– Ага.

К тому моменту, когда мы добрались до конца рощи, нас можно было уже выжимать. Ушедшие вперед Касс и Марко присели в тени одной из последних сосен. Мы присоединились к ним. Нас никто не заметил. Рядом вообще никого не было. Так что нам выпал шанс как следует рассмотреть город.

Евфрат разделял Вавилон почти на ровные половины. За внешними стенами тянулся ров, питаемый водой из реки. Слева от нас в стене открывался огромный арочный проход-туннель. За воротами у самой кромки рва собралась толпа, в которой были почти одни мужчины. Складок в их туниках было больше, чем у нас, и сам материал был плотнее, а по низу шла яркая кайма.

– Промахнулись мы с нарядом, – заметила Эли.

– Выглядим как бедные родственники, – поддержал ее Касс.

– Что есть, то есть, – сказал Марко. – Будем вести себя, как будто так и надо.

Когда мы вышли из-за деревьев, я заметил, что Касс жует жвачку.

– Выплюнь! – прошипел я. – Нам нельзя было приносить сюда ничего такого!

– Это просто жвачка! – запротестовал Касс.

– Ее еще не изобрели, – сказала Эли. – Мы не должны вызывать подозрений.

Касс с неохотой выплюнул солидный комок жвачки в ближайшие кусты.

– Через две тысячи лет какой-нибудь археолог найдет ее и решит, что это именно вавилоняне изобрели жвачку, – пробормотал он. – Вы заставили меня выплюнуть то, что может изменить будущее.

Мы последовали за Марко и вступили на пустынные земли. По мере приближения к городской стене гомон толпы усиливался. Люди выстроились полукругом, спинами к нам, они что-то кричали и смеялись. Несколько подобрали с земли камни. Неподалеку стояли трое стражников, но они не принимали участия в веселье, просто устремили неподвижные взгляды куда-то вдаль. На них были парчовые туники, бронзовые нагрудники и шлемы с перьями. Они выглядели мощными и умирающими от скуки.

– Да здравствует Вавилон, – шепнул Марко.

– Вот мы и миновали Линденхерст, – в ответ зашептал Касс. – Прямо как на железной дороге Лонг-Айленда. Линия Вавилон. Массапека, Массапека-Парк, Амитивилль, Копиаг, Линденхерст и Вавилон. Могу произнести задом наперед, если…

Жуткий крик перебил Касса. Он донесся из центра толпы, затем последовал второй, и мужчины восторженно закричали. Мы инстинктивно замерли. По моим прикидкам, до них оставалось всего около шестидесяти или семидесяти ярдов, но никто не обращал на нас внимания. Я заметил пару мальчишек, бегущих к толпе с камнями в руках. Кое-кто направился к ним, чтобы взять себе один или два, и в полукруге возник проем. Теперь я мог видеть, что было внутри – точнее, кто там был. Маленький жилистый мужчина в разорванной тунике с пурпурной каймой. Сжавшись в комок и прикрывая голову руками, он лежал на земле, окрашенной красными пятнами крови.

С лица Эли сошла краска.

– Они забивают его! Нужно что-то предпринять!

– Нет, иначе они забьют нас, – возразил Касс. – И тогда мы умрем до своего рождения.

С трудом поднявшись на ноги, раненый что-то крикнул толпе. Затем шагнул назад, издал вопль и исчез – рухнул вниз, прямо в ров.

Я услышал всплеск. И новый крик, много хуже тех, что нам когда-либо приходилось слышать. Толпа облепила края рва, смотря вниз. Кто-то со смехом и криками продолжил бросать в воду камни. Кто-то отвернулся, и, судя по их лицам, им явно стало нехорошо.

За нашими спинами донесся скрип колес по песку. Кое-кто из толпы обернулся на звук и замер, резко замолчав. Несколько мужчин упали на колени. Мы тут же последовали их примеру.

По утрамбованной дороге катилась четырехколесная колесница, ведомая четырьмя мужчинами в одних набедренных повязках и управляемая «кучером» в красно-коричневой мантии. За ним на троне из подушек восседал морщинистый старик в парчовых одеждах. На голове у него был искусной работы шлем, украшенный драгоценными камнями, из-за которого его лицо казалось ненормально худым, а заостренная бородка выглядела просто нелепо.