Перед восходом солнца - Герхарт Гауптман

кто в таких условиях не стал бы раздражительным…

Лот. Она, вероятно, очень энергична.

Гофман. Скорее упряма.

Лот. Она душевный человек, не правда ли?

Гофман. Иногда чересчур…

Лот. Если здесь у нее такие дурные условия, то почему она не живет в твоей семье?

Гофман. Спроси у нее – почему?… Я ей много раз предлагал. У баб всегда свои причуды. (Продолжая курить сигару, вынимает из кармана записную книжку и подсчитывает в ней какие-то суммы.) Ты, надеюсь, не обидишься на меня, если я… если я должен буду тебя покинуть?

Лот. Разумеется, нет.

Гофман. Как долго ты собираешься?…

Лот. Я скоро найду себе квартиру. А где живет Шиммельпфенниг? Все-таки лучше пойти к нему. Он поможет в поисках жилья. Надо надеяться, я найду что-нибудь подходящее, иначе я переночую в ближайшей гостинице.

Гофман. Это почему? До утра ты можешь быть у нас. Правда, я сам гость в этом доме. Не то я бы, разумеется, предложил… Ты меня понимаешь?…

Лот. Абсолютно!..

Гофман. Но послушай… Неужели ты всерьез?…

Лот. Собираюсь ночевать в гостини…

Гофман. Вздор!.. Я вовсе не о том. Я о том, про что ты говорил раньше. Вся история с этой твоей противной описательной работой?

Лот. Почему бы и нет?

Гофман. Признаюсь, я принял это за шутку. (Приподнимается, говорит доверительным, полушутливым тоном.) Как? Ты в самом деле способен подрывать здесь основы… Именно здесь, где один из твоих друзей обрел свое счастье и твердо встал на обе ноги?

Лот. Честное слово, Гофман! Я не имел никакого представления о том, что ты тут находишься. Если бы я знал…

Гофман (вскакивает с места, радостно возбужденный). Отлично! Очень хорошо! Если так… Видишь, я искренне рад, что не ошибся в тебе. Ну вот, теперь ты знаешь, что я здесь, и теперь ты, разумеется, получишь от меня возмещение всех дорожных расходов и все такое прочее… Да-да – и, пожалуйста, не рисуйся! Это ведь только долг дружбы, не более!.. Узнаю моего старого доброго Лота!.. Подумай только: ведь я в самом деле держал тебя на подозрении… Но теперь я должен откровенно признаться, что я вовсе не такой плохой, каким иногда прикидываюсь. Я всегда ценил тебя – тебя и твои честные, постоянные стремления. Я готов понять все эти, к сожалению, вполне обоснованные требования угнетенных масс… Да, ты можешь себе посмеиваться, но я иду так далеко, что готов признать единственной в рейхстаге партией и идеалами ту самую партию, к которой принадлежишь ты! Но только – медленно! Медленно!.. И ничего не свергать. Все само придет, все само наступит в свое время. Только терпение! Терпение!

Лот. Терпение, конечно, необходимо. Но это не дает нам права сидеть сложа руки.

Гофман. Именно таково и мое мнение!.. Я вообще гораздо чаще соглашался с тобой в мыслях, чем на словах. Это, сознаюсь, конечно, непорядок. Я привык поступать так в общении с людьми, которым не хочу давать заглядывать в свои карты… Да, знаешь, и в женском вопросе… ты многое определил очень точно. (Тем временем подошел к телефону, позвонил и говорит то в трубку, то обращаясь к Лоту.) А моя малышка свояченица вся превратилась в слух… (В телефон.) Франц! Через десять минут запряги лошадей… (Лоту.) Это произвело на нее впечатление… (В телефон.) Что?… Ах, что за глупости!.. Ну, тогда слушайте… Запрягите быстренько вороных… (Лоту.) А почему бы не произвести впечатление?… (В телефон.) Батюшки! Так вы говорите – к модистке?… Барыня?… Да, ну да!.. И тотчас же!.. Ну да! Хорошо! Все! (Нажимая кнопку звонка, обращается к Лоту.) Подожди-ка ты! Дай мне только соорудить этакую гору из монет, и тогда, увидишь, произойдет нечто…

Входит Эдуард.

Подай мне гамаши и выходной сюртук!

Эдуард уходит.

Тогда, быть может, произойдет нечто такое, во что вы сейчас еще неспособны поверить… Когда ты через два-три дня… Но до того ты должен жить у нас… Иначе я приму это как вызывающее оскорбление… (Снимает халат.) Так вот, когда ты через два-три дня соберешься в путь, я отвезу тебя на станцию в моей коляске.

Входит Эдуард, неся сюртук и гамаши.

Гофман (которому слуга подает сюртук). Вот так! (Садится на стул.) Теперь ботинки! (Надевает один ботинок.) С одним справился.

Лот. Ты, кажется, меня не совсем понял.

Гофман. Да? Возможно. Я так отвык от этих материй. Все больше дела коммерческие… Эдуард! Почта еще не пришла? Подождите-ка!.. Ступайте в мою комнату! Там на бюро слева лежит рукопись в синей папке, – отнесите ее в карету.

Эдуард уходит в дверь направо, затем возвращается и уходит в среднюю дверь.

Лот. Мне кажется, что ты меня не понял в одном отношении.

Гофман (возится со вторым ботинком). Уф-уф!.. Ну вот! (Встает и притопывает ногами.) Теперь все в порядке. Ничего нет неприятнее тесной обуви… Что ты сказал?

Лот. Ты говорил о моем отъезде…

Гофман. Ну да?

Лот. Я же тебе уже сказал, что должен остаться здесь ради вполне определенной цели.

Гофман (смущен и раздосадован). Послушай-ка!.. Ведь это же совершенно недостойно!.. Ты, что же, не понимаешь, что, как друг, ты должен заплатить мне…

Лот. Надеюсь, не изменой своему делу?!

Гофман (вне себя). Ну, если так… если так, то я не имею ни малейшего основания дружески относиться к тебе. Говорю тебе, что считаю твое поведение… мягко выражаясь… неслыханной дерзостью.

Лот (очень спокойно). Может, ты объяснишь, что дает тебе право награждать меня подобными эпитетами?…

Гофман. И я еще должен ему объяснять? Ну, знаешь, мое терпение истощается! Чтобы не заметить этого, надо иметь шкуру носорога! Ты являешься сюда, пользуешься моим гостеприимством, выкладываешь мне целую кучу затрепанных афоризмов, засоряешь мозги моей свояченице, болтаешь о старой дружбе и прочих нежностях и потом с пренаивным видом сообщаешь, что ты намерен состряпать описание здешних условий и дел. Да за кого ты меня, собственно, принимаешь? Может быть, ты полагаешь, будто мне неизвестно, что такие, с позволения сказать, работы – это не что иное, как бесстыдные памфлеты?… Ты хочешь написать пасквиль, и притом именно о нашем угольном районе. Может быть, я должен поверить, что ты не понимаешь, кому твой пасквиль принесет самый беспощадный вред? Мне, и только мне!.. Вам надо еще сильнее ударить по рукам, чем это делали до сих пор, – вам, развращающим народ! Что вы творите? Вы сеете недовольство среди углекопов, вы приучаете их требовать и требовать, вы возбуждаете их, вы