У кого как… - Жанна Корсунская

Тогда я не понимал, почему Фира всегда соглашать знакомиться с моими дружками и приятелями и ходила с ними сначала в ресторан, а потом в гостиницу и почему ей никто ни разу не понравился.

Теперь, спустя столько лет, я, кажется, начал понимать. Она верила мне. Каждый раз снова и снова верила мне, когда я, представляя очередного директора завода, говорил ей:

— Петр Степанович — очень интересный человек. Общение с ним принесет тебе много полезного.

Я бесстыдно врал, чтобы позабавиться над своими приятелями, а она верила мне безоглядно.

Она любила меня...

Странно, что за все пять лет нашего общения ни разу мне не приходила эта мысль в голову.

Собственно, разве знал я или понимал, что такое любовь. Я был уверен, что существует сексуальное притяжение: желание мужчины и женщины друг друга. Желание более сильное или более слабое, как повезет... И не подозревал, что Фира любит меня... Разве только однажды...

Мы ехали в Свердловск на очередной семинар. Нам со Светкой было заказано купе в спальном вагоне. У нас тогда длился бурный совместный эпизод, но у Светки заболел ребенок. И она не смогла поехать.

Фирино место было через два купе. Мне стало скучно под вечер, да и выпить было не с кем, а один я не пью. Зашел к Фире и предложил ей переселиться в мое купе.

Она тут же выронила стакан с чаем, и он разбился на мелкие осколки, бросилась их собирать и ответила мне глухим голосом из-под кожаного сиденья, что сейчас придет.

Конечно, я не обратил внимания на Фирино поведение. Она часто что-то роняла, разбивала, переворачивала. Я привык к этому и объяснял это задумчивостью и врожденной неуклюжестью девицы. Мало ли какие недостатки бывают у людей.

Теперь-то я понимаю, почему Фира выронила стакан.

Да, там еще было продолжение. Точно! Она ошпарила меня кипятком и с отчаяньем рассматривала красное пятно на моем локте. Хотела смазать его сметаной и перепачкала мне сорочку. Короче, я поспешил вернуться в свое купе и ожидать ее там, благоразумно отодвинув подальше от края маленького подвесного столика все бьющиеся предметы. Потом еще несколько минут раздумывал, куда пристроить бутылку коньяка, чтобы его, не дай Бог, не постигла та же участь.

У Фиры было прекрасное чувство юмора. Она обожала смеяться. Особенно над собой. Помню, мы много хохотали в тот вечер, рассказывая друг другу анекдоты и вспоминая разные смешные истории, произошедшие с Фирой.

Мне было хорошо с ней. Спокойно и весело. Я приятно опьянел и вдруг почувствовал, что меня интригует соблазнительный вырез на ее синей трикотажной кофточке. Вырез, в котором обозначилось начало ее красивых полных грудей.

Мне нестерпимо захотелось ощутить губами это сладкое начало, почувствовать запах ее кожи.

А почему, собственно, нет? Тем более у меня есть кое-какой опыт. По крайней мере, я точно знал, какие меры предосторожности нужно предпринять.

Я взял накрахмаленное льняное полотенце, висевшее возле купейного зеркала, скрутил его и старательно перевязал себе правый глаз.

— Будете показывать мне спектакль? — доверчиво спросила Фира.

— Еще какой!

Я сел поближе к ней, предусмотрительно взял ее маленькие теплые руки в свои ладони и наклонился к вырезу кофточки. Запах был удивительный! Потом я его помнил очень долго. Из треугольника пахло чем-то неуловимым: березовым соком, распускающимися весен-ими почками. Так никогда не пахло от женщин, с которыми я общался. От них, как правило, пахло очень хорошими, дорогими духами. Но это не были духи...

Мне захотелось овладеть ею.

Впервые я вдруг почувствовал в Фире женщину. Не «чокнутую», не директора клуба, не странное мечтательное существо непонятного пола, не неуклюжее смешное создание, у которого все валится из рук, а Женщину...

Я целовал ее грудь, пытаясь отодвинуть языком края кофточки. Руками по-прежнему крепко сжимал ее ладони, предусмотрительно не отпуская их, и вдруг почувствовал, что Фира тоже робко целует меня в шею. Я отпустил ее руки. Она сняла с меня полотенце.

— Ты уверена? — Я все же опасался за свой правый глаз.

— Да...

Она нежно поцеловала мои глаза.

Я изнемогал от желания опрокинуть ее на диван и раздеть донага. Многие женщины обожали, когда я делал так, но интуиция подсказывала мне — не спеши...

В Фире словно разворачивалась какая-то невероятная пружина. Похоже, девушка боролась с собой, и вдруг она впилась в мои губы так страстно, что я тут же окончательно потерял голову.

Я даже представить себе не мог, что в этом странном, неуклюжем, нерасторопном существе таится такая нет вообразимая, нечеловеческая страсть. Видимо, эта страсть не только свела меня с ума, но и напугала одновременно, потому что я вдруг сказал Фире:

— Надеюсь, ты будешь дискретна?

И с Фирой мгновенно произошла метаморфоза. Я видел такое лишь однажды. С одной стороны шел дождь. Проливной дождь. Лавина воды. А рядом, в метре — абсолютно сухо. Только что, секунду назад, передо мной был вулкан. Огромный безудержный Везувий, кипящий горящей лавой раскаленной страсти, и вот он превратился в заснеженную вершину Эвереста.

Фира встала. Грустно посмотрела на меня:

— Я очень уважаю вашу жену, Георгий Михайлович. Мне будет стыдно, очень стыдно, если между нами что-то произойдет, — и ушла в свое купе.

Через месяц она сообщила мне и Светке, что навсегда уезжает в Израиль, а значит, нам нужно снова объявлять конкурс на вакантное место директора — но теперь уже не клуба для подростков, а Дворца культуры для юношества.

На этот раз Светка нашла мужика, который за год умудрился отправить все Фирины достижения коту под хвост.

Впрочем, перестройка в то время уже давала о себе знать, и воспитание трудных подростков все меньше волновало новое российское общество.

Завод, который я возглавлял пятнадцать лет, потерял две трети своих заказов. Я уволил двадцать тысяч работников и размышлял, что делать дальше. И тут Паша, новый директор Дворца культуры, предложил мне использовать помещения подросткового клуба для производства гинекологических зеркал. Они были тогда в большом дефиците.

На этих «неприличных» зеркалах мы с Пашей за несколько лет сделали довольно приличный бизнес. А юные дегенераты и вульгарные девицы разбрелись кто куда, потому что завод, который я возглавлял, окончательно обанкротился.

В общем, Паша с его гинекологическими зеркалами оказался в нужном месте в нужный час. Впрочем, как и все в моей жизни. Я всегда был патологическим везунчиком. Довольно давно понял это и благодарил свою судьбу.

Кстати, Фиру я тоже часто благодарил за то, что она в свое время настояла на постройке спортивного зала. Благодаря спортзалу производство гинекологических инструментов расширилось невероятно, и мы с Пашей имели большие доходы. Я выстроил себе здоровенную дачу на берегу реки. Обнес ее электронным забором. Завел роту охранников, больше для куражу, чем для охраны. Я умел поставить дело так, чтобы никого не обидеть.