Братство святого Грааля. Падение Аккона - Райнер М. Шредер

Лёгкая усмешка прозвучала в голосе Тарика, когда он скромно заметил:

— То, что возвышает моих братьев-тамплиеров, возвышает и меня.

Беатриса все ещё оставалась под сильным впечатлением от кровавых событий и не ощутила усмешки. Но все же она поблагодарила и обоих рыцарей, которые «помогали» Морису.

Герольту показалось, что Морис отпустил руку милой девушки весьма неохотно, и предоставил ему возможность поддерживать девушку, когда она направилась к отцу.

Гюстав Гранвиль обнял дочь и начал говорить ей слова утешения, которыми, впрочем, пытался успокоить и себя. При этом он осыпал ругательствами своего слугу, из-за которого, по мнению купца, все это и случилось.

— Юсуф, этот чёртов бездельник, давно уже мог бы вернуться с лошадьми! Не удивлюсь, если узнаю, что он вообще продал лошадей и скрылся вместе с деньгами!

— Не переживай из-за Юсуфа, отец, — сказала Беатриса. — Сейчас есть дела поважнее. Надо перевязать рану на твоей голове. А господа тамплиеры заслужили больше, чем слова благодарности за то, что ради нас рисковали своими жизнями.

— Ты права, моё сокровище! Мы всегда будем в долгу перед этими благородными рыцарями. И наша благодарность действительно не должна ограничиваться одними только словами, — заверил Гюстав Гранвиль и пригласил братьев-тамплиеров для начала выпить по кубку его лучшего красного вина в честь чудесного спасения.

На это три тамплиера все же не согласились, хотя Морису такое подкрепление казалось весьма подходящим. Но Герольт энергично напомнил ему, что им предстоит выполнить весьма ответственное поручение. К тому же следовало убрать со двора два трупа и водой смыть кровь. За это неприятное дело взялся Тарик эль-Харим.

Герольт и Морис отправились в дом вслед за семейством Гранвилей. Беатриса внезапно задрожала — только сейчас она осознала все, чего удалось избежать ей, отцу и маленькой сестре. Она без сил упала на кожаный диван.

Морис на кухне обрабатывал рану купца, а тот жаловался на судьбу, несколько недель назад отнявшую у него мать его дочерей. После смерти жены его уже ничто не держало в Акконе. В этот день он собирался сесть на торговую галеру и вернуться со своими дочерьми во Францию.

Когда Герольт и Морис вышли во двор, левантинец уже перетащил оба трупа к развалинам на пожарище по соседству. Он должен был рассказать служащим городского управления о нападении на дом Гранвилей и о происхождении трупов — их следовало закопать в общей могиле в Монмусаре.

— Как ты, брат, относишься к общей круговой чарке? — весело спросил его Морис.

Тарика эль-Харима это неожиданное предложение смутило так же, как и Герольта.

— Ничего не имел бы против, о великий воин! — помедлив, ответил он.

— Так приходи же, как только закончишь здесь свои дела, в погребок Алексиоса, — пригласил его Морис. — Знаешь, где таверна этого грека?

— Да, — кивнул Тарик эль-Харим, — в гавани, как раз у мола, который ведет к Башне Мух!

— Ну, так до скорого свидания! — Морис махнул ему рукой и поспешил прочь из переулка.

Когда Морис догнал Герольта, тот спросил его:

— Скажи-ка, что это за круговая чарка у Алексиоса?

— А ты против? — ухмыльнулся Морис.

— Нет, ничуть, — сказал Герольт. — Он не принадлежал к той части орденской братии, которая была способна вёдрами поглощать вино и не пьянеть — так, что в народе даже сложилась поговорка: пьёт, как тамплиер. Но против глотка доброго вина, выпитого в подходящее время, он ничего не имел. — А на какие деньги? Алексиос известен тем, что подаёт лучшее вино, притом неразбавленное. Поэтому оно у него и дорогое. Но мы не сможем заплатить даже за разбавленное пойло в какой-нибудь дыре для нищих пьяниц!

Рыцари-тамплиеры не имели денег. При вступлении в орден они соглашались быть не только послушными и целомудренными, но и бедными.

Морис улыбнулся ещё веселее.

— Дорогой брат во Христе, сегодня мы расплатимся за хорошее вино вот этим! — самодовольно ответил он и вынул туго набитый золотом кошелёк. — Толстяк буквально заставил меня взять эти деньги. Что же мне оставалось делать? У меня просто сердце разрывалось от мысли, что мне придётся отказать человеку в возможности сделать великолепный подарок.

— Но нам это запрещено! — добавил озадаченный Герольт.

— Не гони лошадей, мой друг! Принимать подарки для общины нам очень даже разрешено, — возразил Морис. — Как же иначе, по твоему мнению, орден смог бы собрать такое чудовищное богатство, которое превосходит состояния королей и папы? А мы трое — разве не община? Кроме того, нам ничто не помешает сдать деньги главе ордена — за вычетом мелочи, которую мы потратим на вино у Алексиоса.

Находчивость Мориса обезоружила Герольта. Он уже не знал, возмущаться ему или смеяться.

— Не делай такое глупое лицо, Герольт фон Вайсенфельс! И не будь большим католиком, чем папа римский. Мы, во всяком случае, заслужили хорошую выпивку, и мы позволим её себе! — решительно сказал Морис. — Кроме того, я сгораю от желания узнать, как этот левантийский парень получил тамплиерский плащ!

В гавань, за которой высились мощная квадратная крепость Железного замка, было невозможно пройти. Сотни людей, сотни запряжённых лошадьми и быками телег и ручных повозок стекались из ведущих к гавани улиц и переулков, и тут, на подковообразной площади, сливались в одну спрессованную толпу.

Через толпу горожан, желавших забрать из Аккона насколько возможно большую часть своего добра, пытались пробраться носильщики и торговцы, которые доставляли в город нужные товары с торговой галеры, только что вошедшей в гавань. Тут же команда готового к отправлению корабля нетерпеливо ждала погрузки на борт кувшинов с пресной водой, чтобы наконец отплыть.

В гавани царила чудовищная суматоха. Люди толкались и не желали уступать дорогу друг другу. Проклятия и угрозы сотрясали воздух. Возницы без особого успеха щелкали бичами, горожане подставляли кулаки друг другу под носы. То и дело слышался детский плач.

— Какая жуткая свалка! — промычал Герольт, вместе с Морисом пробиваясь через толпу к молу — насыпи для защиты кораблей от волн, расположенной у южного входа в гавань. Мол, уходил в море на три сотни шагов и заканчивался мощной сторожевой башней. Это круглое сооружение называлось «Башня Мух» и охраняло вход в гавань.

— А ведь это только меньшая часть горожан, собравшихся покинуть город! — отозвался Морис. — Можешь представить, какой хаос тут воцарится, когда начнётся настоящий бой… Например, если мамелюки проломят где-нибудь стену и заберутся в город?

— Лучше не надо! — признался Герольт.

Морис горько рассмеялся.

— Начнутся раздоры и стычки, — произнёс он мрачное пророчество. — И тут будет почти как на поле боя.

Быстроходная тамплиерская галера «Пагания» загружалась беженцами так же поспешно, как и другие суда, стоявшие в гавани. Повсюду громко спорили о плате за проезд и за провоз багажа, потому что спрос намного превышал предложение. Никто не желал упустить своего. Это поднимало цены и приводило к яростным перебранкам. В такие дни капитаны и судовладельцы обеспечивали себе безбедное существование на всю жизнь. И прежде всего хозяева кипрских кораблей, курсирующих между осажденным городом и гаванями Фамагусты и Лимассола на Кипре — при хорошем попутном ветре поездка занимала не больше двух дней. Но были и честные капитаны, которые сдерживали свои обещания, данные ими ещё до начала осады Аккона.