Он же капрал Вудсток - Овидий Горчаков

Пупок – рядовой разведчик, чье настоящее имя, равно как и его разведывательный псевдоним, давно забыты в группе. Он типичный представитель того добровольного подкрепления, которое получали в тылу врага на занятой врагом советской земле наши зафронтовые разведчики, подготовленные на Большой земле. Подкрепления из тертых окруженцев, бежавших военнопленных и партизан-разведчиков. В партизанской разведке этот отважный и опытный воин был на своем месте, но имперская провинция Вартеланд не Смоленщина, не Белоруссия. Там была, хоть и оккупированная, своя земля, свой народ. А здесь все чужое. Здесь Пупок с одним своим единственным родным языком и глух и нем. На него можно по-прежнему положиться в любом бою, но в том-то и беда, что здесь, на германской земле, разведчикам надо всячески избегать открытого боя, надо воевать не партизанским оружием, а умом да умением. Без знания языка тут только на посту стоять да продукты добывать. Потому-то и чувствует себя здесь Пупок не в своей тарелке.

Откуда такое прозвище – Пупок? Прозвищем этим обязан он одной забавной довоенной песенке из своего необъятного и неистощимого репертуара остряка, затейника и балагура. Песенка, которую он давно, уж с сорок второго года, когда навсегда прилипло к нему это смешное и немного обидное прозвище, не исполняет. Из этой песенки Евгений Кульчицкий только и помнил две строчки:

– Товарищи! – строгим тоном начал командир. – Пора наконец обсудить недостойное поведение Пупка, позорящее высокое звание советского разведчика. В дни, когда все мы голодали, он неизвестно куда дел доверенные ему несколько метров парашютного перкаля и явился на базу навеселе. И нечего тут хихикать, Попов! Твое хихиканье и улыбочки Олега только показывают, что группа еще не осознала полностью всю серьезность поведения Пупка. За такие дела под военный трибунал отдают!.. Итак, какие будут предложения?

– Пусть Пупок сам расскажет, как было дело, – предложил из дальнего угла Петрович, добриваясь опасной бритвой.

– Да что тут баланду травить, – начал Пупок, потупясь и в то же время радуясь возможности выступить солистом перед публикой. – Все вы, кореши, знаете, что я втрескался как цуцик в дочку Тестя Крисю. Мировая дивчина. А возле нее этот хлюст Богумил из группы Казубского все ошивался. А кто он, думаю, рядом с Пупком? Неважнец, ноль без палочки. Ну и началась тут шебутиловка. Хотел я этого храпоидола смазать по шапке, да Крися меня за руки, а я вовремя вспомнил про брать ев-славян и все такое прочее. Захожу к Тестю через неделю, гляжу, Крися сидит и нос повесила. «В чем дело?» – спрашиваю. И тут она мне такое сказала, словно обухом по голове. «Да в том, – говорит, – что решили мы с Богумилом обвенчаться и уже ксендза нашли, хотя швабы все костелы позакрывали, но нет, – говорит, – у меня ни подвенечного платья, ни фаты». Поплелся я к вам, в «братскую могилу». По дороге поостыл немного. Вспомнил последние слова Криси о фате, а потом и про перкаль у себя в сидоре. Не мог тут я показать себя кусочником. Вернулся бегом. «На тебе, – говорю, – от десантников-разведчиков. Пойдешь под венец, как ни одна невеста на свете не ходила, к подпольному ксендзу прекрасная, как ангел небесный, в фате из небесного, воздушного перкаля». Крися, дурочка, заревела от радости, чмокнула меня в нос и сразу к зеркалу. А женишок ее, Богумил, этот хмырь, тут же сообразил у кого-то в Бялоблотах пол-литра брендки. Выпили мы с ним, но не допьяна, а вполпьяна. Командир, решил я, поймет, ведь Костя у нас властью не заедается… А в землянку пришел – Домбровский слушать не стал. Говорит, судить тебя будем все. Вот и весь сказ. Как на духу. Святой истинный крест!..

Во время этой исповеди Пупка ребята так хохотали, что с потолка «братской могилы» песок посыпался. Только Петрович и радистка Вера не смеялись.

– Безобразие! – пробормотал Петрович. – В Центр надо сообщить!

– Зря вы, жеребцы, ржете, – оказала Вера. – По-моему, Пупок рассказал на своем ужасном жаргоне очень трогательную историю, не ожидала я такого от него. Предлагаю никаких мер взыскания к нему не применять, а парашют списать.

– Вопросик есть, – сказал Попов. – Свадьба состоялась?

– Натюрлих! – козырнул Пупок своим любимым немецким словечком. – Следующей ночью и обвенчались под Шредой. Невеста была что надо – прима, люкс, фата получилась мировецкая. Я первый после жениха поцеловал невесту. Ну а потом до утра шумел камыш, деревья гнулись…

После собрания Димка Попов наклонился к Евгению, сказал полушепотом:

– А ты знаешь, Женя, что мне пришло в голову? Ведь, пожалуй, это наше подпольно-подземное партийно-комсомольское собрание было сегодня единственным в имперской провинции Вартеланд, а то и во всей Германии, а?

Евгений ничего не ответил. Он переводил стрелки своих немецких часов на три часа назад – с московского времени на лондонское.

Офицеры-«аковцы» появились на развилке дорог в сосняке за Бялоблотами точно в назначенный час. Они не спеша вышли из сосняка. Их было двое, и одеты они были в форму разгромленного в сентябре тридцать девятого года Войска польского. Евгений издали увидел по знакам различия на погонах и полевых четырехугольных конфедератках, что один из них, высокий, стройный, красивый, с усами щеточкой и серебристо-седыми висками, имел чин майора, другой – плотный, широкоплечий, с лицом чикагского гангстера – капитан. Не спуская настороженных, изучающих глаз с Евгения, «аковцы» подошли к нему, твердо печатая шаг на песчаной дороге, и одновременно козырнули капралу согласно уставу Войска польского.

– Честь имею! Разрешите представиться. Я майор Велепольский. Это капитан Дымба.

– Честь имею! – отчеканил капитан.

– Капрал Юджин Вудсток, – отрекомендовался Евгений.

Итак, началась шахматная партия, проигрыш в которой сулил смерть только тому, кто назвал себя капралом Юджином Вудстоком. С этой минуты капралу надо было забыть имя Евгений Кульчицкий и все свои разведывательные псевдонимы. С этой минуты надо думать, говорить, действовать как английский капрал Юджин Вудсток из Эм-ай-сикс – секретной службы Его Величества.

Офицеры Армии Крайовой приветствовали его армейским приветствием. Ответишь ли ты тем же, капрал? Разумеется, на британский манер. Нет, хотя, пожалуй, они ждут именно этого. Ведь он, капрал Вудсток, не в военной форме.

Капрал Юджин Вудсток, представившись по-английски, негромко щелкнул коваными каблуками и сдержанно наклонил голову, не протягивая руки.

– Добрый вечер, джентльмены! – с легкой улыбкой сказал он по-английски офицерам-«аковцам». – Я рад видеть вас на этой несчастной земле в форме польской армии. Это верный знак обреченности и скорой гибели нацистской Германии.

Так держать, капрал Вудсток! Начался словесный стипль-чез, в котором чуть не каждое слово – смертельно опасное препятствие. Есть только один путь к победе: не думай по-русски, не переводи мысленно с русского на английский. Так обязательно сломаешь шею. Думай только по-английски, думай так, как, бывало, думал лет десять назад, сидя за партой в лондонской школе! Вот только сейчас ты сказал «нацистская Германия». Правильно, ведь англичане считают фашистами не немцев, а итальянцев и почти вовсе не употребляют имя Гитлера в качестве прилагательного.