Созвездие Стрельца, или Слишком много женщин - Диана Кирсанова

– А может, его купила моя жена?

– Жена предпочла бы держать «ах-какую-прелесть» не в машине, а дома – ведь плед совсем новый. А кроме того, ты не женат.

– Если у меня нет обручального кольца…

– Вот именно, нет кольца. Как правило, Стрельцы, если женятся, кольца не снимают. Вы вообще неравнодушны ко всякого рода украшениям, не обязательно ювелирным. А самое главное, – продолжила Ада, опережая мой следующий вопрос, – Стрельца в тебе выдает присущая всем без исключения представителям этого знака манера пускать стрелы Амура направо и налево, не особенно заботясь о результате: клюнет дамочка – хорошо, нет – что ж, переключимся на другой объект. Не успела я сесть к тебе в машину, как ты сразу начал со мной заигрывать – а ведь я тебя старше. Конечно, не настолько старше, чтобы ты называл меня тетенькой, но все же женщина, скажем так, тебе не по возрасту. И тем не менее ты попытался завязать знакомство, следуя все тому же принципу: что-нибудь да выйдет, а не выйдет, так и черт с ней!

Я искусственно улыбнулся и кивнул, признавая свое поражение. В общем-то не особенно приятно знать, что первая же встречная женщина видит тебя насквозь, но не хмуриться же в ответ на ее слова: большую глупость и вообразить сложно.

– Ну и последнее. Пытаясь заигрывать со мной, ты делал это слишком уж неуклюже. Все эти приемчики: «Если не секрет, как вас зовут?», «Мы, кажется, где-то встречались?» – заезжены до такой степени, что странно слышать их из уст Стрельца – всегда остроумного, искрометного, оригинального на выдумки и комплименты, человека, который никогда не полезет за словом в карман. Ты никогда бы не попытался начать знакомство с такой банальности, если бы голова у тебя не была занята чем-то другим. А Стрельца нужно сильно потрясти и вообще выбить из колеи, чтобы даже перспектива познакомиться с красивой женщиной не заставила его воспрянуть. У тебя что-то случилось, причем совсем недавно, вот почему ты до сих пор так и не смог, так сказать, «собрать себя из осколков».

В последней фразе Ады не слышалось ни вопроса, ни любопытства – она просто замолчала, погрузив руки в рукава плаща, глядя на дорогу и как будто вообще потеряв ко мне всякий интерес.

Я вздохнул и смирился с неизбежностью один раз в сто лет позволить женщине признать тебя дураком. Мы приближались к Остоженке: движение на дороге стало совсем «ползучим», нам понадобилось не менее пятнадцати минут для того, чтобы доехать до того участка дороги, который ныряет под эстакаду. Я перестроился в первый ряд и готовился включить поворотник, как вдруг…

Где-то закричали. Я услышал это раньше, пусть всего только на секунду, чем сверху с эстакады прямо на капот моей машины рухнуло чье-то тело. Даже сквозь неплотно прикрытые окна был слышен отвратительный звук его удара о жесть, вслед за чем бесформенная масса, одетая во что-то пестрое, скатилась с капота под колеса моего авто.

«Опять дежавю», – подумал я, зажмуриваясь. Но крик, шум, приближающиеся свистки, вой ветра и шлепанье о лобовое стекло снега с дождем, а главное – четкое, заблокировавшее мозг сознание того, что на этот раз действительно произошло нечто ужасное и непоправимое, не дали мне долго сидеть с закрытыми глазами.

Я вышел из машины, вмиг собравшаяся толпа расступилась, давая мне дорогу. Отовсюду гудели автомобили, кричали люди, пытаясь узнать, что случилось. Краем глаза заметив огромную вмятину на капоте (значит, не показалось, «это» действительно свалилось сверху!), я опустился на корточки перед… в общем, перед женщиной, которая лежала под моими колесами. Да, это была женщина. Опять женщина!

Она лежала лицом вниз, я видел только довольно ветхое пальто в крупную желто-серо-зеленую клетку, край уха показывающийся из-под грязной вязаной шапочки и выбившиеся из-под нее же давно не мытые волосы цвета палой листвы. Я узнал это ухо и эти волосы еще до того, как при помощи двух или трех мужчин развернул женщину к себе. Ее лицо было расшиблено, до неузнаваемости изуродовано падением с эстакады сперва на мою машину, затем об асфальт. Из рассеченной брови и переломанного носа хлестала кровь, быстро заливая глаза и все лицо.

И все же она еще была в сознании. Она меня узнала.

– Стас… – прошептала она разбитыми губами, на которых сразу запузырилась розовая пена. – Стас… Это ты… Как хорошо, что это ты… Посмотри… Посмотри, что ты со мной сделал… Пос… мо… три…

Последнее три слога она вытолкнула из себя с видимой силой. Кровь продолжала хлестать на лицо и дорогу и вдруг, когда кто-то попытался приподнять бедняжку, хлынула горлом, заливая пальто и несколько раз обмотанный вокруг шеи шарф. Умирающая еще пыталась что-то сказать, с хрипом выплевывая осколки зубов, сгустки крови, – и вдруг затихла, обмякнув на тех самых руках, что ее держали.

– Все. Кончилась, – сказал кто-то и осторожно положил тело обратно на дорогу.

– Откуда она?

– С эстакады спрыгнула.

– Прямо сюда? На проезжую часть? Это что же… Самоубийца, что ли?

– Да уж не акробатка. К тому же пьяница, кажется. Вон как разит.

Только тут я почувствовал жуткий запах. Смесь водочного перегара и свежей водки – да она наверняка не стояла на ногах, когда падала с эстакады! Не о каком самоубийстве и речи быть не может. Это несчастный случай. Это несомненный несчастный случай. И вот эти ее слова… как их… «Посмотри, что ты со мной сделал»…. Где-то еще я их слышал сегодня… Она их не произносила. Мне просто послышалось. Уже прошло много лет, как я расстался с… ну, пусть не много, но я так давно не видел ее, не хотел видеть… эти слова никак не могли относиться ко мне. «Посмотри, что ты со мной сделал…»

Нет! Я не виноват!!!

– Вы, безо всякого сомнения, не виноваты, – сказал мне один из тех, кто приподнимал Милу, – средних лет мужчина в толстом свитере, на непокрытую голову которого опускались умирать редкие снежинки. – Если хотите, можете записать меня в свидетели: пьянчужка сама свалилась вам под колеса. Я видел.

Вокруг одобрительно загудели. Немного подумав, мужчина в свитере стал шарить по карманам, нашарил носовой платок, развернул его и, присев на корточки, прикрыл разбитое лицо мертвой.

– Запишите мои данные, я продиктую, – сказал он мне, поднявшись. – Буду свидетелем. Запишите сейчас, мне ехать надо. Как буду нужен, звоните.

Я записал его телефон, имя и фамилию, действуя на автопилоте. Глаза мои каждую секунду тянулись к распростертому на дороге телу с платком, белевшим на месте лица. Сквозь ткань стали уже проступать густые красные пятна. «Посмотри, что ты со мной сделал…»

Я буквально заставил себя отвести взгляд от погибшей, и, чтобы не встречаться глазами с теми, кто с любопытством или сочувствием посматривал на меня самого, уставился на эстакаду, откуда Мила спрыгнула.

И тут – холод пробрался ко мне под куртку и рубашку, и ледяной рукой стал шарить по внутренностям, – и тут я увидел быстро удалявшуюся от места происшествия согнутую в букву Г седую старуху, которая весьма резво перебирала по мостовой клюкой и грозила вот-вот раствориться в толпе!