Загадки любви - Лора Брантуэйт

— Жалко, что мы не встретились тогда, в детстве. Нам было бы чертовски весело играть, — сказала Кэндис и осеклась: вспомнила, с каким тщанием мама подбирала для нее друзей из «хороших, состоятельных» семейств.

Вряд ли родители Брэндона и Майка попали бы в эту категорию... Так что хорошо, что они не встретились раньше. Так, по крайней мере, у них есть шанс пообщаться.

— Да. Жаль. У нас было бы больше времени... — сказал Брэндон и тоже осекся.

Кэндис хотела спросить, времени для чего, но не стала — что-то ее остановило.

— Отпустить тебя спать? — спросил Брэндон.

— Отпусти.

— Хорошо. Спокойной ночи. Приятно было поболтать с тобой.

— Спасибо, взаимно. Добрых снов.

— Пока.

— Пока.

— Кэндис?

— Да?

— Береги себя.

— Да, конечно. — Кэндис подавила в себе желание еще пару раз сказать «пока» и нажала «отбой».

Она глубоко вздохнула и перекатилась на другую сторону постели, где шелковые простыни были прохладными на ощупь. Это кстати. У Кэндис горело все тело, будто охваченное пламенем. Что это? Только что она засыпала, убаюканная хрипловатым голосом Брэндона Лукаса, и вот уже мечется по постели, не знает, куда деваться от внутреннего жара.

Кэндис выключила свет.

Комната стала очень загадочной. Ее заполнила прохладная тьма — после желтого света ночника она казалась прохладной, как вода в озере ночью, — но Кэндис чувствовала только жар.

Она его совсем не знает... Можно ли так говорить теперь, после того как она поведала ему вещи, которые не обсуждала даже с мамой и Глорией? Она услышала от него столько же личного и важного. Брэндон казался ей очень умным, эрудированным и в то же время немного безрассудным, благородным и честным, упрямым, сильным, в чем-то даже бесстыжим. В нем не было жалости, но не было и цинизма, присущего мужчинам ее круга. Он не жаждал власти и, кажется, редко испытывал страх.

Ее отцу он не понравился бы.

Папа любит, чтобы ему подчинялись. Кэндис подумала, что Брэндон уважал бы его, но подчиняться не стал бы. Хорошо, что они с отцом никогда не встретятся.

Кэндис скомкала простыню, побуждаемая порывом тугой какой-то тоски. Она подумала про Глорию. Глория — смелая, Глория — себе на уме. Глория думает что хочет, говорит что хочет и кому хочет и делает что хочет. Теперь вот она наслаждается бурным романом с этим пареньком... Какой она будет, их история? Как скоро и чем закончится?

И больше всего Кэндис интересовал вопрос: а как Глория будет каждый раз чувствовать себя, возвращаясь в свой чопорный, строгий дом к своим жестоким, но справедливым родителям... в дом, куда Майку Лукасу хода нет и никогда не будет?

Конечно, Глория, сколько Кэндис ее знает, твердит, что замужество — это не для нее, что у нее другая, счастливая судьба свободной женщины, но справедливости ради надо заметить, что у нее уже года два не было постоянного бойфренда, а те, кто был раньше, не вызывали у нее и трети того восторженного отношения, какое она питала к Майку. Кэндис предчувствовала драму. Будет буря. Глория умеет чувствовать сильно и глубоко. И если на пути ее чувства встанет кто-то или что-то, ему не поздоровится.

Однако если дойдет до столкновения Глории с родителями, Глории не поздоровится тоже. Недаром ее мать держит крупную адвокатскую контору, а отец дослужился до высоких чинов в ФБР.

А что было бы, если бы у Кэндис завязался роман с Брэндоном Лукасом? Ну чисто гипотетически?

А не было бы ничего хорошего. Отец стал бы метать громы и молнии и не успокоился до тех пор, пока «презренный» не оказался бы от его «принцессы» как минимум за два штата. Мать принялась бы манипулировать своими нервами и здоровьем. Джереми было бы наплевать, но ее он не поддержал бы, это ясно как день.

Хорошо, что у меня никогда не будет романа с Брэндоном Лукасом, подумала Кэндис и заснула.

Ей снился Брэндон. Хочется добавить «конечно же», но она искренне надеялась, что ее минует чаша сия. Но нет. Сон пришел, и во сне пришел он. Кэндис видела Брэндона в своей комнате, он сидел в кресле и читал ей вслух какую-то книгу, похожую на Библию, только это была не Библия. В ней было написано что-то очень красивое и важное, слова лились как музыка, Кэндис силилась понять, о чем они, но не понимала, и ей было досадно до слез, но просить у Брэндона разъяснения было некогда: с минуты на минуту должны были прийти родители, и Кэндис металась по комнате и плакала, потому что не знала, что делать: выпроваживать ли Брэндона через окно или же готовиться к бою вместе с ним. А он просто сидел, спокойный, уверенный, и читал вслух, изредка смотрел на нее и улыбался глазами и уголками губ.

Кэндис проснулась с ощущением глухой, давящей тоски, которая теснилась в груди. Небо едва посерело. Скоро утро. Будет пасмурно. Здорово.

Кэндис любила непогожие дни. Так уютно сидеть в комнате, в кресле, кутаться в плед, слушать тихую музыку и читать... Еще в такие дни хорошо творить, но она давно ничем подобным не занималась.

Кэндис пролежала несколько минут в полном оцепенении. Сон не шел, да она и сама не согласилась бы заснуть и вновь увидеть Брэндона. Она зажгла свет, встала, послонялась по комнате в поисках занятия. Может, повязать? Она считала это забавным хобби, еще в детстве Генриетта научила ее вязать на спицах. У Кэндис хранилась в шкафу шкатулка-корзинка со спицами и нитками специально для самых дождливых дней и самых холодных вечеров. Миссис Барлоу считала, что для девушки ее возраста и положения вязание — смешное занятие. Кэндис решила, что иногда даже самая послушная дочка не слушается маму (вот как вчера, например), и уселась в кресло у окна с «волшебной шкатулкой», выбрала моток пушистых голубых ниток и принялась механически набирать петли.

А потом поняла, что просто не в силах усидеть на месте.

Кэндис набросила поверх тонкой сорочки халатик и направилась в кухню.

Кухня с детства была ее самым любимым местом в доме. Кухня замечательна тем, что, во-первых, там почти всегда кто-то есть, а во-вторых, там можно найти массу замечательных и вкусных вещей.

На этот раз там никого не было, однако Кэндис не нуждалась в компании. Гораздо больше ей хотелось чашку кофе со сливками и чего-нибудь сладкого. Да, вот эти конфеты с вишневой начинкой подойдут как нельзя кстати. И круассаны тоже. И пончики.

Она так давно не ела с удовольствием, что диета может подождать. Может быть, до завтра — если завтра ей и вправду захочется шпината...

Возможно, сладкое не пойдет ей на пользу — как не пошли на пользу сильнейший стресс, несколько бессонных ночей, сбитый режим и странные сны. Но ничего. У нее сильный организм, справится. А она еще сильнее.

— Мисс Кэнди? — В кухню вышла заспанная Генриетта. — А вы что здесь делаете?