Роковая звезда - Эдмонд Мур Гамильтон

При виде этого зрелища Кеттрик понимал, что ничего здесь не изменилось. Кроме одной отметки на звездной карте, которая где-то вдали на западных окраинах красными буквами предупреждала: «РАДИАЦИЯ. ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ.» И, присмотревшись через перископ дальнего действия, включенного на полную мощность, можно было разглядеть в центре отмеченной области звезду – отравленную звезду. У Кеттрика мурашки пробегали по спине от мысли о том, что это может быть хищная акула, прокравшаяся в лагуну, как коварный змей в сад Эдем.

Во время прыжка смотреть было не на что и дел особых не было. Можно было наблюдать за приборами или помогать Глевану, который управлялся со стонущей ненадежной аппаратурой, кушать, прислушиваться к шумам трещащей по всем швам «Греллы». И надеяться.

И думать.

Он снова вернулся к Роковой Звезде.

Они все собрались возле приборов, так как это было единственное место, где было нормальное освещение и где аппараты питания выделяли достаточно тепла, чтобы более или менее сносно снижать температуру. Во время скачка температура обычно поднималась. И если что-то случалось с энерговыделителями, корабль просто сгорал. Верхние слои космоса, или гиперкосмос, или как бы там ни называлось то ничто, через которое вас переносит корабль во время прыжка, не впитывает тепло, пролетающего через него аппарата. Это происходило как будто корабль был заключен в капсулу своего корпуса и запущен сквозь пространство, которое яростно отторгало его, заставляя мчащийся объект как можно скорее покинуть запретную территорию. На этот счет имелось много красивых уравнений и теорий, но явление само по себе, как и электричество, продолжало оставаться загадкой. Ученые знали, как оно действует, знали, что можно с ним делать, но не знали, ПОЧЕМУ. Но для практических целей это не имело значения.

Но даже при нормально работающем энерговыделителе было достаточно жарко. Весь экипаж корабля истекал потом, несмотря на снятую одежду. Кроме Чай, которой нечего было снимать, и она сидела как можно ближе к Кеттрику с мокрой шерстью и широко открытым ртом.

– Я кое-что прослышал, – начал Кеттрик. – Пара работяг с альдебаранского судна, на котором я прилетел сюда, говорили что-то о какой-то Роковой Звезде.

Это была неправда, но он не хотел говорить своим спутникам правду, по крайней мере пока.

– Да и Педа упоминала об этом. Так что там все-таки такое?

– Болтовня, – ответил Бокер. – Педа хорошая женщина, но она женщина и болтает своим языком, как хвостом виляет. Вечно является домой с новой сказкой от очередной торговки.

Глеван, маленький темнокожий питтанец, покачал головой. Голубокожий хлакран был сангвиником – в отличие от Глевана. В его деревне мужчины обычно собирались возле костров, чтобы спокойно обсудить серьезные дела. Его обезьянье лицо вытянулось от напряженных раздумий, глаза мистически горели от долгого наблюдения.

– Я тоже слышал об этом, но не от женщин на базаре. Эта маленькая звезда там, Джонни, вот та, обведенная кружочком... это предупредительный знак.

– Знак? – переспросил Хурт. Он был не так внушительно сложен, как Бокер, и не имел столь же впечатляющей гривы. Но у него было десять детей, о чем он постоянно напоминал Бокеру. Сейчас он смеялся над Глеваном.

– Знак чего? Того что и со звездами что-то иногда случается?

Бокер подхватил этот насмешливый тон:

– И вот снизойдет божество, ступая босыми ногами по землям Созвездия. И голос его будет грому подобен. И огласит он: «Беда, беда!» Эй, Джонни, а почему они никогда не кричат «Ура» или что-то приятное? А? Как ведут себя те, что попадают на Землю?

– Божества, – ответил Кеттрик, – они всегда везде очень мрачные. Так что за знак, Глеван? Не обращай внимания на этих дураков.

– Это знак беды, – понуро ответил Глеван.

– Божественной или человеческой?

Глеван с искренним удивлением уставился на Кеттрика.

– Джонни, если бы человеку удалось такое сотворить со звездой, то он был бы богом.

Бокер и Хурт тут же начали обыгрывать эту идею с такой откровенной неприятностью, что вскоре это рассмешило даже Кеттрика. Но все же он в глубине души соглашался с Глеваном. И ему даже показалось, что Бокер с Хуртом смеются уж слишком громко, как люди, страшащиеся чего-то и старающиеся отогнать прочь беду просто весельем, притворяясь что Медуза Горгона не более чем клоун.

Кеттрик был рад, что прыжок наконец завершился. Это всегда был скучный и тягостный момент, кроме того, на этот раз его беспокоила Чай. Ей стало лучше, как только начала спадать жара, по крайней мере, физически лучше. Она снова с аппетитом ела, и впервые за все это время начала приводить себя в порядок, попросив у Кеттрика щетку и потом долгие часы расчесывая свою шерсть до ее былого гладкого лоска.

И все же...

Он не мог определить откуда это чувство. Разве что после смерти Киту Чай стала сдержанной и отрешенной, а печальная тхелла не лучший компаньон в пути. Кеттрик знал, что эти существа могут быть столь же мрачными, как и опасными. И в присутствии Чай все сникли, что заставляло Кеттрика с ужасом думать о возможных последствиях.

Кеттрик стоял с Чай возле иллюминатора на мостике, показывая ей огромное оранжевое солнце за предохранительным экраном. Было видно как вздымаются огненные фонтаны, разбрызгивая струи как изогнутые перья, разлетающиеся на тысячи миль. Потом были круговороты, золотисто-красные, сверкающие, танцующие и тянущиеся друг к другу вдоль бурлящего огнем экватора.

Через некоторое время из солнечного зарева выплыл крошечный яркий шарик. Кеттрик сказал:

– Это Гурра. Здесь мы сядем.

– Выйти?

– Да.

– Хорошо, ответила Чай, потянувшись своими длинными руками, будто собиралась пробить металлическую стенку.

– Там будет Сери?

– Не знаю, – сказал Кеттрик удивившись. – А что?

– Ты сказать сейчас, Джон-ни. Сери сделал Киту мертвым.

Ее большие круглые глаза устремили на него неожиданно осмысленный взгляд, такой жалостно животный, и в то же время прямой и озлобленный.

– Почему ты не сказать правду раньше?

– Я боялся, что ты убьешь его.

– Почему не убить? – спросила она в ответ со странной вкрадчивостью. – Ты еще любить Сери?

Так вот о чем она все это время раздумывала. Она видела вспышку гнева Кеттрика еще в доме Бокера, и слышала, что они говорили о Сери, узнав это имя среди потока непонятной речи. И все это время она напрягала свой получеловеческий, полуживотный мозг, стараясь осмыслить не до конца понятное ей поведение окружающих ее людей.

И вывод, который она в конце концов сделала, был ужасным.

Кеттрик сказал:

– Нет, не любить Сери. Ты забыла Сери хотел, чтобы я умер тоже, но ты помогла мне. Но послушай, Чай. Человеческий закон накажет Сери. А ты только попробуешь, и тебя запрут в клетку, навсегда. Слышишь?