Ничья земля. Книга 2 - Ян Валетов

«Кого же мы хоронили тогда?»

* * *

Расстояние до кубинских торпедоносцев было настолько мало, что столкновение показалось Сергееву неминуемым. Их катер не шел – летел, едва касаясь кормой воды. Сотни лошадиных сил ревели в машинном отсеке: винты бешено вращались, превращая воду в кильватере в бурлящую взвесь.

Если Михаил правильно рассчитал траекторию, то первый катер должен был ударить им в бок, ближе к корме, а второй рассечь форштевнем обломки, разлетевшиеся от удара.

Серо-зеленые корпуса, стремительные обводы… Катера напоминали пули, вылетевшие из винтовочного ствола и неумолимо несущиеся к цели. Они были значительно тяжелее, чем катер Мангуста, и потому более остойчивы. Если сигару прогулочного судна вместе с беглецами швыряло на волнах, то катера кубинских пограничников резали воду невероятно быстро и уверенно, рассекая гребни острым форштевнем. У носовых орудий суетились расчеты.

Мангуст бешено закрутил штурвал, и лодка изменила траекторию. Сергеев увидел, как куратор косит глазом, обернувшись, уперся взглядом в надвигающиеся справа торпедоносцы, и, не отдавая себе отчета в том, что делает, а просто прощаясь с жизнью, – уже который раз за эти недели! – выпустил последние гранаты по приближающемуся противнику.

Не попасть с такого расстояния было трудно, но он все-таки умудрился положить одну гранату мимо – судно в очередной раз швырнуло так, что лежащий на полу Кручинин громко застонал – почти вскрикнул, а Михаил ударился спиной и бедром о борт. Сильно ударился, но, слава богу, что не распухшим коленом, и потому сознания не потерял, только лишь заскрипел зубами от резкой боли.

Он еще не понял, куда легли гранаты, просто не успел увидеть ни разрывов, ни пламени. Все происходило с такой скоростью, что сработать успевали только рефлексы. Их катер проскочил под носом у пограничных судов буквально вплотную, на расстоянии не более пяти метров, и форштевни торпедоносцев рассекли кильватерную струю сразу за кормой. В какой-то момент падающему Сергееву показалось, что он может коснуться вражеского борта вытянутой рукой.

А выпущенные им гранаты легли достаточно удачно – одна разметала артиллеристов, готовящихся к стрельбе, угодив прямо в лафетную часть орудия, а вторая рванула на юте катера, откуда сразу же повалил черный, густой, как от горящей смолы, дым. Раненое судно резко сбавило ход, просаживаясь на корму. Второй же торпедоносец резко забрал вправо, описывая широкую дугу, и вышел в кильватер беглецам, повиснув у них на хвосте столь же уверенно, как становится на свежий след кровавая гончая.

Дум! Дум! Дум!

Прямо по ходу взлетели фонтаны воды: с катера открыла огонь автоматическая пушка. Мангуст крутанул штурвал, лодка шарахнулась из стороны в сторону. Сергеев, стараясь удержаться, выронил гранатомет и вцепился в сиденье, как утопающий за соломинку.

Дум! Дум!

Снаряды прошли над самыми головами, обдав Михаила тугими струями горячего воздуха. Теперь Мангуст положил судно на правый борт, и вовремя! Разрывы взметнулись в том самом месте, где они должны были оказаться секунду спустя.

Барабан гранатомета был пуст. Толку от него на такой волне и при скорости было, как с козла молока, но сидеть на месте и ждать, когда их расстреляют, Сергеев не хотел. Мангуст оглянулся, увидел в руках Михаила переломленный «ствол» и кивнул головой на сумку, лежащую под кормовым диваном.

Дум!

Фонтан воды накрыл их слева – снаряд лег ровно в метре от борта. Мангуст мгновенно направил катер в сторону разрыва и поступил правильно.

Дум!

Следующий снаряд угодил бы прямо в кокпит, но благодаря интуиции Мангуста он лег на самую малость правее – в редан ударил могучий кулак, оторвавший длинный корпус красного дерева от воды, и Кручинин, совсем уж было примостившийся на заднем диване, снова кубарем полетел по салону.

Сергеев зубами вцепился в брезентовые ручки сумки с боезапасом и, лежа на спине, судорожно набивал огромный барабан похожими на великанские револьверные пули гранатами.

Дум!

Сергеева искупало еще разок. Что-то запело, защелкало, засвистело, перекрывая рев моторов, на высоком, гнутом ветровом стекле появились отверстия, зазмеились трещины – в бой вступил кубинский пулеметный расчет. Стрелять ребят научили на совесть, но это почему-то не радовало.

Закончив перезарядку гранатомета, Михаил вскочил. Хотя сказать «вскочил» было бы явным преувеличением. Колено и катер, прыгающий по короткой, крутой волне, как ошалелый заяц, делали процесс вставания мучительным и далеко не быстрым.

Скорость их катера была почти такой же, как у кубинского торпедоносца – если расстояние между ними и увеличилось, то незначительно. Пограничники по-прежнему висели в кильватере, явно не собираясь оставлять беглецов в покое.

А впереди, по курсу, уже виднелся до боли знакомый Сергееву силуэт. Он узнал бы его из тысячи. Многие из его коллег, увидев этот силуэт, сразу бы поняли, что в нейтральных водах их ждет не кто иной, как «Академик Мстислав Келдыш» – на вид мирное исследовательское судно, а на самом деле – шпионский корабль, напичканный под завязку далеко не цивильной аппаратурой.

С него Сергеев не раз десантировался у чужих берегов, оно же, выходя на точку рандеву, забирало их после выполнения заданий. Такое случалось как минимум трижды: в море, близ западного побережья Африки, возле Аргентины и в территориальных водах Вьетнама. «Академик» был отчетливо виден, но до него оставалось еще миль шесть, а это означало, что с таким же успехом корабль мог стоять на рейде Новороссийска и на Красной площади, пришвартовавшись к Мавзолею, – шансы добраться до него целыми и невредимыми, имея на хвосте два вооруженных до зубов торпедоносца, были практически равны нулю.

Дум! Дум!

Снаряды легли прямо по курсу, заслонив брызгами горизонт, Мангуст переложил судно на левый борт, уходя от огня. Сергеев прицелился, как мог, и выстрелил в сторону преследователей, больше надеясь на удачу, чем на верный глаз.

На задний диван, пачкая дорогую белую кожу сидений кровью из разбитого во время падения носа, снова выполз Кручинин. Глаза у него были безумные – от боли, страха и злости. Губы Сашки постоянно шевелились, и Сергееву почему-то подумалось, что шепчет он не молитву.

Выпущенная Михаилом граната легла гораздо левее форштевня кубинского торпедоносца – экипаж катера на разрыв даже внимания не обратил. Но тут же, словно в ответ, по сергеевскому судну ударил пулемет. Михаил стрельбы не услышал, звук относило набегающим ветром и к тому же ревели на полных оборотах два четырехсотсильных мотора, но вдоль борта посудины прошла вскипающая пеной полоса от всплесков тяжелых пуль.

Били из крупного калибра. Такая очередь, попади она точно по их скорлупке, отправила бы катер на дно с той же эффективностью, как и артиллерийский снаряд. Сергеев привстал, прицеливаясь, и успел заметить, как от борта катера-преследователя отделился какой-то цилиндрический предмет и грузно рухнул в волны по ходу судна. Сергеев похолодел от догадки и, на четвереньках бросившись к Мангусту, буквально вскарабкался по нему, цепляясь за трещащую по швам «гавайку», и проорал прямо в Мангустово ухо: «Торпеда!»