Тайна леди - Джо Беверли

– О! Здесь есть чеснок?

– Конечно, – ответила старуха. – Какой же суп без чеснока?

– Да-да, но понимаете, я не могу есть чеснок. У меня от него желудок болит.

– От чеснока? – с сомнением переспросила мадам Гулар. – Как можно заболеть от чеснока? Ешьте, сестра.

Это прозвучало как приказ, но Петра отложила ложку и почувствовала на себе недружелюбный взгляд мадам Гулар.

– Правда, – сказала она, вспоминая страдания сестры Беаты. – У меня от чеснока начинаются ужасные спазмы и дурно пахнущие газы. Вы не захотите, чтобы я была в доме, если я съем это.

После напряженного минутного размышления мадам Гулар показала на сыр и хлеб:

– Тогда ешьте это, сестра.

Петра поблагодарила ее, отрезала ломоть хлеба и клинообразный кусок сыра. Хлеб был грубый, сыр слишком острый, но она готова была наброситься на них. Когда подали грушевый сидр, Петра сделала большой глоток.

Атмосфера немного разрядилась, но, если не считать ее благодарностей, все ели в полном молчании. Было ясно, что так они делают всегда, да и в монастыре трапезы проходили в тишине. Но Петре хотелось поговорить. Она не знала, как долго семья может просидеть в молчании.

– Пожалуйста, простите меня, – заговорила Петра. – Даже такое малое количество супа растревожило мои внутренности. Я пойду в свою комнату.

Лицо мадам Гулар было каменным, когда она сказала:

– Туалет во дворе, но там очень грязно. Жиззи, дай святой сестре горшок.

Жиззи взяла с полки большой горшок и сунула его в руки Петры. Петра поблагодарила ее.

– Доброй ночи, и благослови Господь вас всех. – Она удалилась.

Оказавшись за занавеской, Петра осознала, что у нее нет света, но ей не хотелось возвращаться. Небо, видимо, немного прояснилось, и проблески лунного света позволили ей пробраться мимо кровати к ее грязной клетушке. Кто где спит? Месье и мадам Гулар в большой постели, бабушка и дочери за занавесками? Возможно, у них еще были сыновья.

Она поставила горшок на пол и, вздохнув, снова подошла к окну. Луна немного освещала пейзаж, однако ночной воздух был насыщен влагой. Она больше не будет смотреть в сторону костра. Негодяй воспримет это как поощрение.

Перед поездкой Петра изучала карты. Леди Содуэрт потребовалось бы два дня, чтобы добраться из Аббевиля в Булонь, но туда можно доехать за один день, если они выедут рано и будут ехать без остановок. Пакетбот в Англию отплывает вечером. Она может быть в Англии уже послезавтра, если Господь хоть раз будет добр к ней. Тогда ей останется только найти отца.

Она знала, где находятся его многочисленные дома, но не знала, где он сам сейчас. Он был важным человеком при дворе, так что она предположила, что он там, где двор, но теперь оказалось, что это может быть не так. Сначала она отправится в его лондонский дом, а потом в тот, что в Гемпшире.

Если она найдет его, всегда существует риск, что отец не признает ее. Мать была твердо уверена, что такого не случится, но со временем Петра стала в этом сомневаться. Мать была больна, в отчаянии и думала о человеке, которого знала больше двадцати лет назад. Единственным доказательством, которое Петра могла предъявить ему, было письмо от ее матери и рисунок – рисунок глаза.

Мать объясняла, что такие картинки в те времена были высшей степенью романтизма, особенно в вихре тайн венецианского маскарада. Художники сидели на улицах, готовые на месте выполнить подобные миниатюры, иногда позирующий даже не снимал маску. Мать была уверена, что лорд Графтон помнит ее, однако Петра в этом очень сомневалась. Молодой английский лорд, путешествующий по Италии. Сколько любовных связей у него было? О скольких он помнил спустя несколько недель, не говоря уже десятилетий?

А если даже он и помнил, если поверит в ее историю, с какой стати он должен с распростертыми объятиями принять незаконнорожденную дочь? Петра вздохнула. Ведь это была ее единственная надежда. Ее брат теперь был главой семьи и не желал ее знать. Второй брат и сестры боялись вызвать его недовольство, а когда Чезаре открыл им тайну ее рождения, использовали это как предлог игнорировать мольбы ее матери. Семья матери, находившаяся в далекой Австрии, впала в немилость и не имела возможности вмешаться.

Что до аристократического Милана, Петра была с Лудо недостаточно осмотрительна, поэтому, когда Чезаре распустил слух, будто она не родная дочь его отца, все сочли, что быть признанной любовницей графа ди Пуриери совсем не плохая судьба для такой, как Петра. Никто не хотел раздражать Морчини, семью Лудо, и меньше всех Чезаре. Он мог быть теперь графом ди Бальдино, но ему нужен был союз с Морчини, чтобы осуществить свои амбиции.

Политика, политика. Петра убеждала мать, что политика и амбиции мужчин могут испортить ей жизнь, но мать ничего не могла сделать. Она сама по политическим мотивам вышла замуж за иностранца, которого не любила.

Политика. В Англии тоже главное – политика, а уж для ее отца – тем более. Если он примет Петру, не увидит ли он в ней всего лишь новую пешку в его играх? Может ли Лудо быть настолько влиятелен, что это найдет отклик даже в Англии? Австрия управляла Миланом и в последней войне была врагом Британии, поэтому Петра надеялась, что нет. Но не посмотрят ли на нее как на врага?

Даже сознавая все эти проблемы, она была уверена, что, если ее план провалится, она сможет найти место в монастыре и принять постриг. Она готова на все, только бы не стать шлюхой Лудовико.

Теперь это невозможно, и ее наверняка преследует Варци. А это означает, что она подвергает Робина и его людей опасности.

Ей вспомнился тот детский стишок.

Кто убил малиновку?

– Я, – сказал воробей, —

Моим луком и стрелой.

Это я убил малиновку.

Петра дрожала от напряжения и усталости, у нее слипались глаза, но она знала, что не уснет в этой грязной постели. Где угодно, только не здесь.

Петра отколола головную накидку от чепца, завернув булавки для сохранности в серую ткань, и огляделась, куда бы это положить. Ей не понравилась ни одна из поверхностей, поэтому она засунула ее под свой пояс, вспомнив о платке святой Вероники. Возможно, завтра вечером она сможет постирать его.

Ей хотелось снять пояс и висевшую на нем сумку, но их тоже некуда было положить. Она вспомнила, что оставила свой мешочек с мылом и зубной щеткой в кухне вместе с чистой одеждой. Она не собиралась возвращаться туда за ними, да и какой в этом смысл? Ей все равно не предложили воды для умывания.

Петра закуталась в плащ и легла на кровать, не снимая сандалии. Затем прочла молитву против блох и попыталась уснуть.

Ее разум возражал. Что же так поразило ее за столом?

«Прекрати это, Петра. Атмосфера здесь странная потому, что бедным женщинам страшно без своих мужчин».