Великий Север. Хроники Паэтты. Книга VII - Александр Николаевич Федоров

в лихорадке. Его лицо было покрыто потом, но зубы выстукивали дробь.

— Привет, старик, — Линд пытался не выдать своё крайнее волнение, но получалось плохо. — Ну как ты?

— Привет, Линд! Зря ты пришёл, — несмотря на эти слова, лицо Брума осветилось радостью при виде друга. — Ещё подхватишь заразу…

— Ничего. Я вот тут сяду, в ногах. Ничего страшного. Смотрю, тебе не очень сладко?..

— Знобит, — стараясь не слишком стучать зубами, отвечал Брум. — Не отпускает проклятая лихорадка. То в жар, то в холод…

— Ладно, я тогда ненадолго, — у Линда был огромный соблазн сказать, что он зайдёт попозже, но при этом он понимал, что не выдержит ещё несколько дней мучений неизвестностью. — У меня к тебе есть разговор, старик.

— Что случилось? — встревожился Брум. Линд никогда не начинал бесед с подобных слов, да и выражение его лица, должно быть, даже в полумраке комнаты выглядело мрачным. — Что-то с Динди? Где она?

Удивительно, какова была сила его братской любви — первое, о чём он подумал, была его сестра. Линд в очередной раз похолодел внутри — как же Брум отнесётся к произошедшему?.. Язык присох к нёбу — юноша словно остановился на краю бездонной пропасти. Самое страшное было сказать первые слова — как ступить в пустоту. Сейчас, покуда эти слова ещё не сказаны — можно отступить, можно убежать от этого рокового обрыва. Но уже первые фразы неизбежно потянут за собой остальные, и это будет невозможно остановить…

— Я попал в переделку, старик… — с трудом выдавливая из себя слово за словом, начал Линд.

Глава 5. Отъезд

— Зачем ты это сделал?.. — наконец прервал молчание Брум.

Всё время, покуда Линд тяжело, через силу, облегчал свою душу, он молчал, лишь дрожал всё сильнее. Молчал он и тогда, когда Линд закончил, низко повесив голову. Его разум и так ослабел от схватки с болезнью, так что теперь, похоже, он впал в какой-то ступор. Парень чувствовал себя, будто во сне, и сказанное приятелем никак не укладывалось в голове, казалось чем-то совершенно невероятным.

— Я же сказал — это вышло случайно… — глухо, не поднимая головы, ответил Линд. — Я потерял голову, старик…

Брум вновь замолчал, словно новая порция информации опять перенапрягла его мозг. Он непонимающе смотрел на того, кого считал лучшим другом, и, казалось, никак не мог понять, как тот мог осквернить самое дорогое для него существо. Он мучительно подбирал слова, желая спросить что-то самое важное, но в голову ничего не лезло.

— Кто-то ещё знает?

— Я пошёл к тебе первому. Я совершил подлость, Брум, и виноват не только перед Динди, но и перед тобой. Я бы хотел, чтобы ничего этого не произошло…

— И что ты будешь делать дальше? — лихорадка и шок сделали Брума совершенно отстранённым. Ему казалось, что происходящее происходит даже не с ним, и что он просто со стороны наблюдает чей-то нелепый разговор.

— Не знаю… — жалобно вздохнул Линд. — Расскажу всё отцу и сеньору Хэддасу…

— А потом? — расплывшееся по комнате сознание Бруматта стало понемногу собираться обратно в черепную коробку. — Что будет с Динди?

— Надеюсь, с ней всё будет хорошо…

— Ты женишься на ней? — наконец-то Брум задал вопрос и понял, что он правильный.

— Извини, старик, — судорожно сглотнув, заговорил Линд. — Ты же понимаешь, я не могу… Скоро я отправлюсь в армию, буду жить по гарнизонам… Что мне делать с женой?..

— Но ты же обесчестил её… — срывающимся голосом произнёс Брум, привставая на кровати. — Ты должен жениться!

— Не думаю, что это будет правильно… Динди нужен муж, который всегда будет с ней рядом, как сейчас ты…

— Ты обесчестил её! — уже громко повторил Брум. — Она — не какая-то прачка или пастушка, она — дочь дворянина! Ты представляешь, какой позор падёт на наш дом, если кто-то возьмёт её в жёны и узнает, что она не невинна? Ты должен жениться на ней!

— Давай будем откровенны, старик, — Линд говорил сейчас совсем не то, что собирался, но Брум припёр его к стенке, и теперь инстинкты требовали обороняться всеми доступными способами. — Вряд ли Динди кто-то возьмёт замуж…

— Что ты хочешь сказать? — болезненная бледность лица Брума заплыла краской гнева, а голос, всё ещё слабый, наливался яростью и крепчал. — Что ты хочешь этим сказать???

— Ты и сам знаешь…

— Она что — недостаточно хороша для такого барина как ты? — теперь в лице Брума были не только гнев, но и ненависть.

— Она недостаточно хороша для любого! — отрезал Линд, понимая, что разговор окончательно зашёл в тупик, и желая порвать с ним. — Ты же и сам знаешь, что твоя сестра — умственно отсталая! Таких не берут замуж!

По лицу Брума он вдруг понял, что тот совершенно искренне удивлён и возмущён услышанным. В своей беззаветной любви к сестре парень, похоже, дошёл до того, что позабыл о душевном недуге Динди. Для него она, судя по всему, казалась совершенно нормальной. И только теперь Линд осознал, что его приятель был абсолютно серьёзен, когда много лет заводил разговор о его возможном браке с Динди. До сих пор он сам относился к этим попыткам с насмешкой, а потому предполагал эту насмешку и в товарище. Кто бы мог подумать?..

— Ну ты паскуда!.. — с ненавистью выплюнул Брум. — Я врезал бы тебе, если бы не был так слаб!.. Пошёл вон, я не хочу тебя больше видеть! Иди и подумай о том, как поступить, если в тебе есть хоть капля порядочности! И запомни: когда я поправлюсь, я тебя прибью, если ты не найдёшь в себе мужество поступить как порядочный человек!

Опасаясь, как бы не стало ещё хуже, Линд, не говоря ни слова, подскочил и быстрым шагом вышел из комнаты. Брум, бессильно рухнув на подушку, задыхался от ярости. Его лихорадило сейчас ещё сильнее, чем до визита бывшего друга. Казалось, он вот-вот лишится чувств. Мир кружился и плыл, отчего к горлу подкатила тошнота…

Брум закрыл глаза и судорожно вцепился в одеяло, словно заставляя мир остановиться. Понемногу это помогло. Он смог приподняться и напиться из кувшина, стоящего рядом. Однако вода не потушила огонь, пылавший сейчас в его душе. Нет, он не шутил! Если Линд обидит его сестрёнку ещё раз — он убьёт его!..

***

— Ты не женишься на этой девушке, сын, можешь не волноваться. Хэддасы, похоже, считают иначе, но это я беру на себя.

Разговор с отцом прошёл куда легче, чем общение с Бруматтом. Барон Ворлад, судя по всему, не слишком-то рассердился — скорее, его развеселили унылое