Анархия. Неумолимое возвышение Ост-Индской компании - Уильям Далримпл

Эти различные акты сопротивления значительно сократили поток ренты, таможен и доходов в казну, что впервые в истории Моголов привело к тому, что казна с трудом оплачивала расходы на управление империей и выплачивала жалованье своим чиновникам. По мере того как военные расходы росли, трещины в государстве Великих Моголов превратились сначала в разломы, а затем и в расщелины. Согласно чуть более позднему тексту, Ахкам-и Аламгири, сам император признавал: "Нет ни одной провинции или района, где бы неверные не подняли беспорядки, и поскольку их не наказывают, они утвердились повсюду. Большая часть страны пришла в запустение, а если где и есть населенные пункты, то крестьяне, вероятно, договорились с разбойниками".

На смертном одре Аурангзеб признал свои неудачи в печальном и пораженческом письме к своему сыну Азаму:

Я пришел один и ухожу как чужой. Мгновение, прошедшее во власти, оставило после себя лишь печаль. Я не был хранителем и защитником Империи . Жизнь, столь ценная, была растрачена впустую. Бог был в моем сердце, но я не мог его увидеть. Жизнь скоротечна. Прошлое ушло, и нет надежды на будущее. Вся императорская армия похожа на меня: растерянная, взволнованная, оторванная от Бога, дрожащая, как зыбучая пружина. Я боюсь своего наказания. Хотя я твердо надеюсь на милость Божью, но тревога за свои поступки не покидает меня".

Аурангзеб окончательно умер 20 февраля 1707 года. Он был похоронен в простой могиле, открытой небу, не в Агре или Дели, а в Хулдабаде , в центре плоскогорья Декан, на котором он провел большую часть своей взрослой жизни, и потерпел неудачу, чтобы усмирить его. В годы, последовавшие за его смертью, власть государства Великих Моголов начала ослабевать, сначала в Декане, а затем, по мере продвижения армий маратхов на север под предводительством их великого военачальника Баджи Рао, и во все более обширных районах центральной и западной Индии.

Споры о престолонаследии Моголов и череда слабых и бессильных императоров усугубляли ощущение имперского кризиса: три императора были убиты (один, к тому же, был сначала ослеплен раскаленной иглой); мать одного правителя была задушена, а отец другого - сброшен с обрыва на своем слоне. В худший из всех годов, 1719, четыре разных императора быстро заняли Павлиний трон. По словам могольского историка Хайра уд-Дина Иллахабади, "Император потратил годы и состояние, пытаясь разрушить основы власти маратхов, но это проклятое дерево не удалось вырвать с корнем".

От Бабура до Аурангзеба монархия Великих Моголов в Индостане становилась все более могущественной, но теперь между его потомками началась война, каждый из которых стремился подмять под себя другого. Подозрительное отношение монарха к своим министрам и привычное вмешательство полководцев не в свое дело, недальновидный эгоизм и нечестность только усугубляли ситуацию. Беспорядок и коррупция больше не пытались скрываться, и некогда мирное царство Индия превратилось в логово анархии.

На местах это означало опустошительные набеги маратхов, в результате которых деревни под властью Великих Моголов превращались в груды дымящегося пепла. О безжалостности и жестокости этих партизанских набегов ходили легенды. Европейский путешественник, проезжавший через Аурангабад, наткнулся на последствия одной из таких атак маратхов:

Когда мы достигли границы, то обнаружили, что все предано огню и мечу. Мы разбили лагерь рядом с деревнями, превращенными в пепел, - неописуемо страшная и ужасающая картина: люди и домашние животные сгорели и лежали, разбросанные по земле. Женщины сжимали на руках детей, мужчины были искажены, как будто их настигла смерть, у одних обуглились руки и ноги, у других можно было узнать только туловище: отвратительные трупы, некоторые из них жарились на огне, другие были совершенно черными от кальцинации: такого ужасного зрелища я еще не видел. В трех деревнях, через которые мы проезжали, было, наверное, около 600 таких изуродованных человеческих тел.

Однако если маратхи были жестоки на войне, то в мирное время они могли быть мягкими правителями. Другой французский путешественник отмечал: "Маратхи охотно разоряют земли своих врагов с поистине отвратительным варварством, но они верно поддерживают мир со своими союзниками, а в своих собственных владениях обеспечивают процветание сельского хозяйства и торговли. Если смотреть со стороны, такой стиль правления выглядит ужасно, поскольку народ по природе своей склонен к разбойничеству; но если смотреть изнутри, то он мягок и благожелателен. Области Индии, подчинившиеся маратхам, являются самыми счастливыми и процветающими". К началу XVIII века маратхи контролировали большую часть центральной и западной Индии. Они были организованы под руководством пяти вождей, которые составляли Конфедерацию Маратхов. Эти пять вождей основали наследственные семьи, которые правили пятью различными регионами. Пешва - персидский термин для обозначения премьер-министра, введенный бахманскими султанами в XIV веке, - контролировал Махараштру и был главой Конфедерации, поддерживая активную переписку со всеми своими региональными губернаторами. Бхонсле управлял Ориссой, Геквад контролировал Гуджарат, Холкар доминировал в центральной Индии, а Сциндя командовал растущей территорией в Раджастхане и на севере Индии. Маратхи продолжали использовать административные процедуры и практику Моголов, в большинстве случаев делая переход к своему правлению настолько плавным, что он был почти незаметен.

Перед лицом постоянно растущей власти маратхов могольские региональные губернаторы все чаще оказывались предоставленными самим себе, а некоторые из них начали вести себя так, словно они действительно были независимыми правителями. В 1724 году один из любимых генералов и самых лелеемых протеже Аурангзеба, Чин Килич Хан, Низам уль-Мульк, покинул Дели без санкции молодого императора Мухаммада Шаха и стал региональным губернатором в восточном Декане , победив соперника, назначенного императором, и создав собственную базу власти в городе Хайдарабад. Аналогичный процесс происходил и в Аваде - примерно на территории современного Уттар-Прадеша, - где власть стала концентрироваться в руках персидского иммигранта-шиита Наваба Саадат Хана и его племянника, зятя и возможного преемника Сафдара Джунга, родившегося в Нишапуре. Дядя и племянник стали главными властителями на севере, их база находилась в Файзабаде, в самом сердце Гангских равнин.

Связь обоих губернаторов с императорским двором и их личная преданность императору все чаще осуществлялись на их собственных условиях и в их собственных интересах. Они по-прежнему действовали под панцирем государства Великих Моголов и использовали имя императора, чтобы ссылаться на власть, но на местах их региональные губернаторства все больше и больше становились похожи на самоуправляющиеся провинции с собственными независимыми линиями правителей. В итоге оба этих человека основали династии, которые в течение ста лет господствовали на обширных территориях Индии.

Частичным исключением из этой схемы была Бенгалия, где губернатор, бывший раб-брамин, принявший ислам, Муршид Кули Хан, сохранял яростную лояльность императору и продолжал ежегодно отправлять в Дели