Проклятие Аримана. Ученик - Евгений Малинин

– Позвольте, дорогая, вот же сидит почтенный земледелец, контролируя процесс вызревания ячменя!

Невдалеке от дороги, посреди высоких зеленых всходов, которые я не раздумывая окрестил ячменем, сидел, привалившись к здоровенному, воткнутому колу, мужик. Одежда на нем была необычайно красочная и состояла из оранжевых широких штанов, напоминающих украинские шаровары, и ярко-голубой рубахи, подпоясанной темно-синим кушаком. Голову селянина украшала желтая, похожая на соломенную, широкополая шляпа, а на ногах, хотите верьте, хотите нет, желтели новые лыковые лапти.

Он сидел, опустив голову и задумавшись, и, видимо, не слышал, как мы подъезжали.

Я, честно говоря, обрадовался встрече, надеясь в разговоре с одиноким человеком прояснить для себя хоть какие-то обычаи или нормы поведения, существующие в этой местности, чтобы не выглядеть в городе совсем уж чужаком. Поэтому я в нетерпении подтолкнул шпорами Ворона и повернул его в сторону аборигена.

Но не успел я въехать в посевы, как у меня на плече раздалось тихое хихиканье, а поселянин вскочил на ноги и принялся энергично выдергивать из земли свой здоровенный кол. Через секунду он, уставив в нашу сторону вымазанное землей острие, двинулся вперед, покачиваясь и загребая землю странно согнутыми ногами. Голову он по-прежнему не поднимал.

– Почтеннейший, – заорал я на все поле, показывая свое миролюбие, – не надо тыкать в нас вашим грязным колом. Я всего лишь хочу задать вам несколько общих вопросов.

– Уйди из овса… – прогундел в ответ агрессивный земледелец.

Леди хихикала уже вовсю, да и Ванька высунул голову из-под плаща, интересуясь развитием событий.

Я понял, что моя честь попрана хамством и немотивированной грубостью, и ответил, собрав весь свой сарказм:

– Почтеннейший, вам надо научиться уважительнее разговаривать со знатными путешественниками. В противном случае вы рискуете напороться на неприятности!

Сквозь хохот у моего правого уха я расслышал новую гундосую фразу:

– Уйди из овса, а то как дам палкой в брюхо…

При этом абориген уже набрал приличную скорость, и я понял, что он действительно целит мне в живот. Не то чтобы я уж очень испугался, но, сочтя драку с практически безоружным крестьянином не слишком великим подвигом, я быстро развернул Ворона и вернулся на дорогу.

Едва я покинул посевы, как этот отчаянный колоносец повернул в сторону и по большой дуге, постепенно снижая скорость, вернулся на прежнее место. Здесь он снова воткнул свое оружие в землю, но не стал усаживаться под ним, а вскарабкался на вершину и, развернувшись, наделся кушаком на кол. Потом подергался всем телом, устраиваясь поудобнее, поднял голову и приложил ладонь ко лбу наподобие козырька. И тут кол начал медленно вращаться, подставляя различные участки поля для обозрения своему седоку.

Только тут я наконец понял, что это не что иное, как обыкновенное пугало. Господи, каким же идиотом я выглядел, ведя интеллигентную беседу с набитой неизвестно чем куклой.

– Я же… тебе… говорила… – радостно давясь смехом, начала Леди, – что жители… не бродят сейчас по полям… Все поля накрыты заклинаниями, а этот… этот поставлен, чтобы выгонять из посевов животных и людей… Правда, люди в посевы не забираются… Но это очень хорошее пугало… должно быть, новое. Вон, даже говорить умеет.

– А может, можно с ним поговорить, чем тут народ живет? – с надеждой поинтересовался я.

– Нет… – уже спокойнее ответила Леди. – Это ж пугало, у него одна функция – выгонять из посевов. О чем ты будешь с ним говорить, жердь тебе в брюхо… – Леди снова развеселилась.

Ванька снова спрятался под плащ, и мы двинулись дальше под хихиканье Леди, ужасно довольной разыгравшейся сценой.

Уже в сумерках мы подъехали к городку со странным названием Мох. Сначала по сторонам дороги стали встречаться небольшие аккуратные дома, обнесенные крепкой, но невысокой оградой, иногда каменной. Дворы были чисто выметены, а частенько и замощены каменными плитами. Люди во дворах занимались обычными повседневными делами и совершенно не обращали на нас внимания. Потом дома приблизились к дороге, и она незаметно превратилась в улицу. Улица закончилась широкой мощеной площадью с фонтаном посередине. На площади было довольно много народа, видимо, люди вышли вечерком прогуляться, но на нас по-прежнему никто не обращал особенного внимания. Правда, несколько девушек, стайкой сидевших на гранитном обрамлении фонтана, бросали в мою сторону заинтересованные взгляды, шушукались и хихикали.

Объехав площадь, я увидел высокое, в три этажа, каменное здание с большой вывеской по фасаду, на которой с изумлением прочитал надпись на чистом русском языке, правда, написанной почему-то в старом правописании, – «ТрактирЪ» и рядом «Постоялый дворъ». Между этими словами была нарисована лохматая и усатая рожа с огромным красным носом, шрамом через всю левую щеку и серьгой в левом ухе, весьма напоминавшая изображение Бармалея в моей любимой детской книге. Под словом «ТрактирЪ» красовалась жирная синяя стрелка, указывающая налево, а под надписью «Постоялый дворъ» не менее жирная красная стрелка, отправлявшая читателя направо. При этом вход в столь замечательное здание располагался прямо под вывеской, и других дверей, по крайней мере на фасаде, не наблюдалось.

Я вытащил из-под плаща дремавшего кота и посадил его перед собой на седло. Затем сполз на землю и, привязав поводья к врытому рядом с входом каменному столбику, попросил:

– Вань, пригляди за лошадью, я сейчас вернусь.

Клянусь, кот кивнул мне в ответ.

Я толкнул тяжелую дверь и вошел в большой зал.

По всему залу, расположенному на три ступени ниже входа, были расставлены массивные столы, окруженные не менее массивными табуретами. У боковых стен с помощью высоких перегородок, не доходивших, правда, до потолка, были устроены отдельные кабинеты. Некоторые из них имели двери, а другие закрывались тяжелыми портьерами. Под самым потолком на перекрещивающихся толстых деревянных балках висела люстра, сделанная, похоже, из огромного колеса, по его ободу горело несколько десятков свечей. Ступица колеса была украшена старым пожелтевшим от времени черепом, который таращил пустые глазницы на толпящихся внизу людей. На противоположной от входа стороне зала располагалась высокая стойка, а за ней огромная витрина, сверкавшая разноцветным винным стеклом. За стойкой стоял, судя по внешнему виду и осанке, хозяин заведения, его рожа, несомненно, послужила образцом для написания образины, украшавшей вывеску. Правда, оригинал был осчастливлен обширной лысиной, так что художник, видимо, хотел польстить своему заказчику. По бокам от хозяина суетились два молодых паренька в заляпанных белых фартуках, обслуживая посетителей, обступивших стойку и сидящих за столами.

Зал был полон. Гул голосов почти перекрывал звуки музыки, которые исходили от странного аппарата, стоявшего слева от стойки. На этом аппарате лежала гитара, еще одна гитара стояла, прислоненная к паре барабанов, установленных на подставках, вместе со сдвоенными медными тарелками. Похоже, здесь имелась и живая рок-группа. На небольшом пятачке перед этим музыкальным центром топталось несколько пар.