Где властвует любовь - Джулия Куин

Колин нахмурился. Пожалуй, не следует называть ее девушкой. В свои двадцать восемь она не более девушка, чем он юноша в свои тридцать три.

– А что, – осторожно поинтересовался он, – есть причины опасаться, что кто-нибудь подумает, будто я ухаживаю за тобой?

Пенелопа на мгновение прикрыла глаза. Когда она открыла их снова, в ее взгляде светилась легкая горечь.

– Это было бы очень забавно, – сказала она. – Поначалу.

Колин молчал, ожидая продолжения.

– Но в конечном итоге станет ясно, что между нами ничего нет… – Она замолчала, нервно сглотнув, и Колин понял, что Пенелопа совсем не так спокойна, как хочет казаться. – И все решат, – закончила она, – что это ты порвал со мной.

Колин не стал спорить. Он знал, что это правда. Пенелопа испустила печальный вздох.

– Мне бы не хотелось подвергать себя подобному испытанию. Даже леди Уистлдаун, полагаю, сочтет нужным высказаться по этому поводу. Да и как иначе? Это будет слишком аппетитная сплетня, чтобы устоять перед ней.

– Мне очень жаль, Пенелопа, – сказал Колин. Он не знал, за что извиняется, но испытывал потребность сказать что-нибудь в этом роде.

Пенелопа едва заметно кивнула.

– Я понимаю, что не следует обращать внимание на досужие разговоры, но это проще сказать, чем сделать.

Колин отвернулся, размышляя над ее словами. Или над тоном, каким они были произнесены. А может, над тем и другим.

Он всегда считал себя выше условностей. Не совсем, разумеется, поскольку он вращался в том обществе, к которому принадлежал. Но он всегда считал, что его счастье не зависит от мнения окружающих.

Но возможно, он заблуждался. Легко думать, что тебя не интересует чужое мнение, если это мнение лестное. Но разве стал бы он пренебрегать им, если бы общество относилось к нему так же равнодушно, как к Пенелопе?

Ее никогда не подвергали остракизму, она не была замешана в скандалах. Но она была… непопулярна.

О, все были вежливы, а Бриджертоны даже подружились с ней, но в большинстве своих воспоминаний Колин видел Пенелопу стоящей на краю бального зала. Стараясь не смотреть на танцующие пары, она усиленно делала вид, что ей вовсе не хочется танцевать. Как раз в такие минуты он обычно подходил к ней и приглашал на танец. Она всегда выглядела благодарной и немного смущенной, потому что они оба понимали, что он делает это по доброте душевной.

Колин попытался поставить себя на ее место. Это оказалось не просто. Он всегда пользовался успехом в своей среде. В школьные годы друзья смотрели ему в рот, а когда он появился в обществе, женщины роились вокруг него. Сколько бы он ни говорил, что ему все равно, что о нем думают, на самом деле…

Ему нравилось, что его любят.

Колин вдруг понял, что не знает, что сказать. Это было странно, учитывая, что он никогда не лез за словом в карман. Собственно, он был известен своим красноречием. Возможно, подумал он, это одна из причин его популярности.

К тому же он был уверен, что Пенелопе небезразлично, что он скажет. Почему-то в последние несколько дней ее чувства стали очень важными для него.

– Ты права, – сказал он наконец, полагая, что никогда не вредно сказать кому-то, что тот прав. – Я вел себя как бесчувственный чурбан. Может, начнем сначала?

В ее глазах застыло изумление.

– Сначала?

Колин сделал неопределенный жест, словно это все объясняло.

– Да, с чистого листа.

Пенелопа выглядела восхитительно смущенной – наблюдение, смутившее самого Колина, поскольку он никогда не находил в ней ничего восхитительного.

– Но мы знакомы уже целых двенадцать лет, – возразила она.

– Неужели так долго? – Он порылся в памяти, но даже ценой собственной жизни не смог бы вспомнить их первую встречу. – Впрочем, не важно. Я имел в виду сегодняшнее утро, глупышка.

Пенелопа невольно улыбнулась, и Колин понял, что сделал то, что нужно, назвав ее глупышкой, хотя, положа руку на сердце, не представлял почему.

– Итак, – медленно произнес он, сопроводив свои слова широким жестом. – Ты идешь через Беркли-сквер, а я окликаю тебя по имени. Ты останавливаешься и отвечаешь…

Пенелопа прикусила нижнюю губу, пытаясь скрыть улыбку. Под какой волшебной звездой родился Колин, чтобы всегда знать, что сказать? Он был как сказочный флейтист, оставляющий на своем пути счастливые сердца и улыбающиеся лица. Пенелопа готова была поставить на кон все свои деньги – гораздо больше, чем тысяча фунтов, предложенная леди Данбери, – что она не единственная женщина в Лондоне, безнадежно влюбленная в Колина Бриджертона.

Колин склонил голову набок и призывно уставился на нее, ожидая продолжения.

– Я отвечаю… – медленно произнесла Пенелопа, – я отвечаю…

Колин подождал пару секунд, затем не выдержал:

– Ради Бога, Пенелопа, скажи что-нибудь.

Пенелопа, собиравшаяся изобразить лучезарную улыбку, обнаружила, что улыбается совершенно искренне.

– Колин! – воскликнула она удивленным тоном, словно только что заметила его появление. – Что ты здесь делаешь?

– Отличный ответ, – одобрил он.

Пенелопа укоризненно покачала головой:

– Ты нарушаешь правила.

– Ах да, прости, пожалуйста. – Он выдержал паузу и произнес: – Полагаю, то же, что и ты. Направляюсь на Брутон-стрит на чаепитие.

Пенелопа обнаружила, что получает удовольствие от разговора.

– Можно подумать, что ты идешь в гости. Разве ты не живешь там?

Колин скорчил гримасу.

– Надеюсь, это продлится не больше недели. В крайнем случае двух. Когда я уехал на Кипр, мне пришлось отказаться от прежних апартаментов, и пока еще я не нашел подходящей замены. У меня были кое-какие дела на Пиккадилли, и я решил пройтись пешком.

– Под дождем?

Он пожал плечами.

– Утром, когда я вышел из дома, дождя не было. Да и сейчас всего лишь моросит.

Всего лишь моросит! От дождя его возмутительно длинные ресницы слиплись, а глаза казались такими зелеными, что могли вдохновить не одну юную барышню на сочинение стихов. Даже Пенелопа, при всем ее здравомыслии, провела ночь без сна, уставившись в потолок и не видя ничего, кроме этих глаз.

– Пенелопа? – окликнул ее Колин, заставив очнуться.

– Ах да. Я тоже иду на чай к твоей матери. Вообще-то я это делаю постоянно, – призналась она, – когда у меня нет никаких дел дома.

– Не стоит говорить таким извиняющимся тоном. Моя матушка – очаровательная женщина. Если она хочет, чтобы ты приходила к чаю, лучше так и поступать.