📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРазная литература1000 лет радостей и печалей - Ай Вэйвэй

1000 лет радостей и печалей - Ай Вэйвэй

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 101
Перейти на страницу:
и каждый день с наступлением сумерек я занимался тем, что оттирал его дочиста. Рукой я закрывал один конец и дул в другой, а потом с помощью палочки для еды засовывал внутрь кусок ваты и тер. Но наутро стекло снова было грязным, и мы просыпались с черными от копоти ноздрями.

В тот год роту атаковали крысы, что местное руководство считало советской диверсией. Шныряя за обоями, они не знали покоя и постоянно то жевали клейстер, то устраивали гнезда, то рожали потомство, и мы всю ночь слышали, как они точат зубы. Я экспериментировал с разными способами ловли крыс: проще всего было выкопать в углу яму и поставить в нее миску, наполовину наполненную водой. Наутро на поверхности плавало несколько серых тушек. Если я ронял зернышко на пол и заносил над ним ногу, уже через пару секунд под моим ботинком оказывалась крыса. Хотя надо отдать им должное — крысы были довольно симпатичные.

Еще у нас были вши. Насосавшись крови, вши становились черными, и, когда мы их давили, раздавался щелчок. Они откладывали крошечные прозрачные яйца в складках одежды. Хорошо, что одежды у нас было мало, так что все можно было сложить в одно ведро, залить кипятком и не переживать, что рубашки и штаны в итоге окрасятся в голубой. Единственным способом избавления от вшей было поднять матрас и насыпать под него кристаллы гексахлорбензола (C6Cl6) — фунгицида, который мы называли «шесть-шесть». Запах был такой сильный, что я всю ночь не мог заснуть.

Нас заставили жить под землей, чтобы наказать отца, и это было инструментом политической борьбы. Реакционеры вроде нас не входили в категорию революционных масс, и жилищные условия должны были это отражать. Каждый раз, когда нас отвергали и поносили, соответственно менялось и мое отношение к обществу. Отчуждение и враждебность окружающих сформировали мое представление о себе и о том, чем определяется социальное положение человека. В большинстве случаев мне приходилось обороняться, но постепенно я перешел от пассивной позиции к более активной. Притом мы с отцом почувствовали себя в большей безопасности, найдя успокоение в изоляции от людей, которые так охотно над нами издевались.

Тридцатью годами раньше, когда японские войска сжимали кольцо вокруг Ханчжоу, отец в письме своему другу литературному критику Ху Фэну поделился опасениями, что его могут убить на войне и он не успеет сказать свое слово в поэзии. К концу 1937 года прошел месяц после переезда отца и его молодой семьи в Ухань, где на тот момент было немного спокойнее, однако приблизиться к осуществлению своих поэтических амбиций ему не удавалось. Каждый день приходилось бороться за выживание, и он так и не нашел постоянного заработка. Чжан Чжужу рассчитывала, что муж будет кормить семью, и не могла себе представить, какой трудной будет ее жизнь. Она впервые уехала из Цзиньхуа и впервые переживала опыт материнства. Непрекращающийся плач ребенка усиливал ее тревогу, а проблемы с деньгами и угроза японской осады Уханя доводили ее до паники.

Ай Цин, конечно, был не единственным интеллектуалом, которого японская оккупация заставила переехать и жить впроголодь. В конце 1937 года по предложению Ху Фэна нескольких писателей и художников наняли преподавать в новоучрежденном Национальном революционном университете в северном городе Линьфэне, и отец решил к ним присоединиться. Двадцать седьмого января 1938 года он вместе с женой и ребенком, а также с друзьями, среди которых был Ли Южань, отправился в непростой путь. На платформе железнодорожной станции Ханькоу их ждала длинная вереница вагонов, обитых листовой сталью, — они выглядели как железные коробки для перевозки солдат и амуниции к линии фронта. Когда они сели в поезд, вокзальный полицейский закрыл и запер металлические двери снаружи. Во всем вагоне было лишь два окна, по одному с каждого конца, и ни одного туалета, а воздух был спертый. Если пассажирам требовалось сходить по нужде, приходилось ждать, пока поезд остановится на станции и двери откроются. Отцу с женой и семимесячной дочкой пришлось несколько дней сидеть на сыром полу, пока поезд медленно пробирался по оспариваемой территории, где не было безопасных участков.

Когда отец выглянул в одно из крошечных окошек, он увидел, как под равнодушным небом простирается бесконечная желтая земля с редкими признаками жизни: иногда попадались группы беженцев и раненых солдат, обгорелые дома с черепичной крышей и обезлюдевшие деревни. Впервые в жизни он пересек Янцзы и увидел суровые пейзажи северного Китая. Он достал альбом и стал зарисовывать пробирающихся через поля людей, ждущих парома странников у переправы, закаты и рассветы морозных северных краев. Эти печальные сцены всколыхнули в нем сочувствие к рабочим, которым приходилось выживать в таких тяжелых условиях.

Утром 6 февраля дул пронизывающий ледяной ветер, отец с семьей сошли с поезда и поплелись в древний город Линьфэнь. Вскоре он начал преподавать изобразительное искусство в университете, но еды все равно не хватало, а обеды в столовой состояли из моркови и паровых булок из грубого зерна. Он успел поработать со студентами всего двадцать дней, когда город заняли японцы, и семье вновь пришлось бежать, на этот раз в Сиань.

Там вместе с другими художниками и писателями Ай Цин основал антияпонский художественный коллектив. Но однажды, когда он привез свою команду на выступление в городок неподалеку, одного из ее членов убили, и он заподозрил, что в их ряды проник шпион-националист. Отец решил вернуться в Ухань, где мог бы внести вклад в деятельность более крупной организации — Всекитайской ассоциации писателей и художников сопротивления.

Именно в Ухане в апреле 1938 года Ай Цин закончил лирическую поэму «К солнцу» — более четырех сотен строк — под впечатлением четырех месяцев пребывания на севере Китая, где он успел повидать и постигшие страну бедствия, и несгибаемую волю к жизни ее народа. Вскоре это произведение стало самым исполняемым на поэтических вечерах; в сумерках студенты декламировали его, сидя вокруг освещавшего их лица костра, а страстность и непоколебимость, звучавшие в стихах, согревали их сердца.

Я по-прежнему мчусь

на колесах душевного пыла.

Солнце над моей головой

светом, почти невозможным,

опаляет мне плоть.

Ободренный его пламенеющим жаром,

я хрипло

пою:

«И вот — мое сердце

разверсто огненной дланью.

Дух отживший

брошен на берег речной…»

В этот миг

ко всему, что я вижу и слышу,

мне даруется невероятная нежность и милость —

1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19 ... 101
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?