Дразнилки - Александр Александрович Матюхин

мира и не понимает, какой опасности себя подвергает. Как он будет сплавляться по реке? Выживет? Я не уверена. Надо помочь, Лёва.

Выхин тряхнул головой, в надежде проснуться на пляже, оказаться где-то в другом месте, хоть в больнице, хоть на скамейке безымянного вокзала в чужом городе.

Он не хотел возвращаться в санаторий – и одновременно очень хотел. Забытые дурные воспоминания утащили за собой в бездну и хорошие воспоминания тоже. Память иногда бывает неразборчива, как старый алкоголик.

Дверь в подъезд отворилась, и в пролет ввалилась та самая ватага подростков, что ранее оккупировала лавочку. Выхин посторонился. Ему на миг показалось, что Алла сейчас присоединится к толпе пацанов. Закричит, как в юности: «Погодите, не спешите!» – и исчезнет на следующем лестничном пролете. Но подростки прошли, никого вокруг не замечая, галдя и слушая музыку. Новомодный бит гулко разносился по этажам.

– Пойдем, – повторила Алла, убирая ориентировку в нагрудный карман. – Пожалуйста.

Выхин вздохнул. Он уже понял, что согласится.

– Учти, презервативы я не захватил, – неловко пошутил он, натягивая влажную футболку и штаны, прилипающие к ногам.

Алла неопределенно хмыкнула.

2

Ночная прохлада не спасала раскрасневшуюся кожу от зуда.

Выхин вышагивал по узким улочкам старого городка. Он не разбирал дороги, но точно знал, что идет в верном направлении. Все эти тропки, тесные дворы, забитые автомобилями, давно осели у него в подсознании, в личном потаенном навигаторе.

Алла молчала, а он не хотел разговаривать. Как и всегда, впрочем. Крутил в голове воспоминания, такие же черные, как южное ночное небо.

Двадцать минут пешком.

Тут раньше были ступеньки наверх, к дороге, а теперь – синий строительный забор, из-за которого выглядывает недостроенное кирпичное здание. Чуть дальше высился новенький пятиэтажный дом, весело подмигивающий вывесками магазинов, оккупировавших первый этаж.

Обошли по широкой дуге через кустарник и забор, и строительный мусор. Элка провела, сжимая ледяной ладонью его ладонь. Еще дальше, мимо пятиэтажной панельки, где в скверике перед подъездом загоревшие мужики звонко хлопали костяшками домино по поверхности стола. Желтые пятнышки фонарного света вспыхивали то тут, то там. Вырулили на дорогу, пошли вдоль обочины, потому что тут и раньше-то не было тротуара, а теперь вообще все заросло к чертям.

На бедре у Аллы сухо щелкнула рация. Чей-то мужской голос произнес:

– Что-то устал я. Десятый и двенадцатый квадраты чистые. Никого. У вас как дела?

Алла ответила:

– Это Кривопалова. Нашла знакомого в помощники. Двигаемся к санаторию.

– Нужна помощь? У меня один освободился, Пашка из парикмахерской. Может подъехать.

– Не нужно, – Алла посмотрела на Выхина, будто оценивала. – Местность знакомая, быстро управимся.

– Как знаешь. Не думаю, что пацан в санатории. Надеемся на лучшее, конечно, но ты же в курсе, да?

– О чем ты должна быть в курсе? – спросил Выхин.

Алла убрала рацию, шевельнула плечом и сказала, будто нехотя:

– У нас тут за последние пять лет три ребенка пропали в лесу. Раньше тоже пропадали, это не новость. Местность не самая лучшая для прогулок. Две реки, опять же. Но эти трое… есть совпадения, в общем. Сбегали, оставляя записки, что хотят попутешествовать. Один взял отцовский мопед. Второй прихватил с собой палатку. Третий – лодку надувную.

– И что в итоге?

– Ни одного до сих пор не нашли. Как с моим братом.

Свернули на гравийный съезд в лес. В двухтысячном на обочине стояла бетонная стела с надписью: «Санаторий „Ласточка“». Сейчас от стелы остался только щербатый постамент, покрытый мхом. Кругом валялись окурки, пустые бутылки, а постамент подпирали мешки, забитые мусором.

– В санатории теперь шашлыки жарят, – внезапно сказала Алла. – Отличное место, как раз вокруг бассейнов.

– Думаешь, пацана уже не найти?

– Надо верить в лучшее, ты же слышал. Мало ли, во что я верю. В моей практике гораздо больше найденных подростков, чем пропавших без следа.

Тропка сузилась и через двадцать метров уперлась в проржавевший шлагбаум. За ним был виден бетонный забор, огораживающий санаторий. Выхин помнил, как впервые перебрался через этот забор вон там, слева. Все местные знали, что в одном месте бетонная плита ниже из-за провала земли. Можно было допрыгнуть до края и перелезть. Наверху торчали осколки стекла, залитые цементом, как раз на случай, если кому-то взбредет в голову забраться. Так вот именно в том месте, где все перелезали, стекла давно посбивали камнями.

Они остановились. Выхин почувствовал, как перехватило дыхание от острого и непривычного ощущения. Заколотилось сердце – запрыгало в висках и в груди. Ноги подкосились, пришлось упереться в колени ладонями, чтобы не упасть.

– Ты нормально себя чувствуешь? – спросила Элка.

Ночь вокруг загустела. Во рту стремительно пересыхало.

– Перегрелся немного.

– С местным солнцем не шутят.

Выхин увидел полуоткрытые ворота в темноте. Вспомнил, что они были синего цвета, со звездой на каждой створке. В феврале вокруг ворот скопились грязные снежные сугробы. Они вроде бы и сейчас проступили – холодные даже в августовской жаре.

Подступило ощущение нереальности. Он хотел сдвинуться с места, но понял, что ноги как будто зарылись в сухую гальку. Что-то странное творилось. Изо рта вырвался пар. Морозный ветер накинулся, как радостный пес, облизал щеки, влажные губы, пересохшие глаза. В этот самый миг Выхин сообразил, что мир будто делится надвое – прошлое и настоящее влезли в его сознание равноправными хозяевами. Алла, располневшая, в камуфляже, с борсеткой, все еще стояла в летней темноте, но вокруг нее забрезжил зимний февральский свет, косой и серый, холодный и дымчатый.

Выхин крутанулся на месте, не понимая, что происходит. Алла открыла рот и что-то сказала. Слова донеслись издалека, словно сквозь вату, неразборчиво. Что-то вроде: «Совсем от жары…» Он и сам почувствовал, как дурнеет нутро, как едкая желчь подбирается по пищеводу к горлу, как свело живот и скулы. Все один к одному.

Элка протянула руку, сжала крепко плечо и сказала:

– Поднимайся, жиртресткомбинат!

– Что?

Он моргнул. Элке пятнадцать. Вот же она перед ним, утонченная, худенькая, в желтом пуховичке, с косынкой на голове и в белых колготках. У Элки были классные прорезиненные сапожки с мехом. Сейчас она нетерпеливо топтала ими грязный снег на обочине.

– Я говорю, давай живее. Весь день валяться будешь?

А вот и сам Выхин, только моложе на девятнадцать лет. Большой и неуклюжий, с нелепо торчащими из-под шапки раскрасневшимися ушами. Он поскользнулся на замерзшей луже и упал в кусты.

Это был вечер девятнадцатого февраля. Элка встретилась с Выхиным в продуктовом магазине и пригласила смотаться в санаторий, искупаться в термобассейнах. Все местные подростки туда бегали. Делов-то: перебираешься через забор, нагло идешь в гардеробную,