Дом Солнц - Аластер Рейнольдс

— Я мог попробовать.

— Тебя проверили тщательнее, чем ты думаешь. Возможности твоего корабля нам прекрасно известны. Оружие на нем есть, но явно не для военных целей. Скафандр твой не представляет совершенно никакой опасности.

— А я сам?

— Мы и тебя досконально изучили. Обнаружили только мясо, кости и немного безвредных механизмов. Разумеется, космотека может оказаться бомбой, но к такому риску мы готовы. Без риска новые знания не добыть.

Жидкость, проглоченная куратором, несла меня по его горлу. В свете фонаря скафандра упругий листок надгортанника казался зловеще-лилово-розовым. Раз! — и вход в гортань закрылся: меня направляли в желудок, а не в легкие.

Пищевод куратора сжимался — перистальтика увлекала внутрь глоток жидкости, в которой я плавал. По сужающемуся каналу я попал в теплую затопленную полость и решил, что очутился в нижнем отделе живота куратора, хотя где именно — не представлял. Не факт, что внутренние органы этих существ соответствовали человеческим, даже с поправкой на размер.

Я огляделся и подметил особенности пищеварительного тракта. Полость имела форму полусферы с входным отверстием у полюса. Жесткие блестящие образования, не то костные, не то хрящевые, расходились от отверстия и покрывали стенки. Грудная клетка двигалась ритмично и очень медленно, словно гигантские легкие работали где-то выше, за метрами брюшной стенки и плевральной полости.

Самым необычным — я сразу подумал, что в моем организме подобного нет, — была стенка напротив выпуклой части. Она поросла извивающимися щупальцами, похожими на анемоны. Раза в два-три длиннее меня, щупальца терлись друг о друга, стробировали и переливались завораживающе яркими цветами, некоторые сгибались пополам, пряча концы среди мерцающих соседей. Я подплыл ближе и в брешах между ними увидел темные штуковины, глубоко воткнутые в мясистую стенку. Штуковины имели форму цилиндра, куба, яйца. Согнувшиеся щупальца присосками крепились к их корпусам или погружались внутрь через отверстия в оболочке.

Космотеку я по-прежнему держал при себе. Команд не поступало, и я легонько подтолкнул рифленый цилиндр — пусть плывет. К нему тотчас потянулся добрый десяток щупалец. Их концы подрагивали, как носы зверенышей, льнущих к материнским сосцам. Цилиндр космотеки упал, и щупальца начали за него драться.

— Добро пожаловать в мое чрево, — проговорил куратор. — Это интерфейс моей нервной системы. Интерфейсов у меня несколько, только нам и этого хватит.

— Темные штуковины тоже космотеки?

— Да, или что-то вроде того. Большую часть отдали хозяева. От тебя я такого жеста не жду, но заглянуть в твою хочу.

К золотому кольцу интерфейса моей космотеки прилепилось щупальце. Оно замерцало разными цветами и завибрировало от кончика к мясистому корню.

— Вы читаете мои материалы?

— Процесс пошел. Закончу я не скоро, спешить тут нельзя. Все данные осядут у меня в голове. Сейчас я буфер между твоей космотекой и Вигильностью. Мы очень боимся порчи данных.

Тем временем три щупальца присосались к моему скафандру. Меня брали в плен, причем незаметно, чтобы я не разобрался в обстановке. Раз! — и я вырвался.

— Куратор, можно вопрос?

— Конечно. Что плохого в вопросе?

«Много чего», — подумал я. Куратор сам признал, что безобидное получение информации порой рискованно.

— О Вигильности нам известно очень мало.

— Здесь побывало столько шаттерлингов, неужели они не удовлетворили ваше любопытство?

— Вопросов еще хватает.

— И ты решил, что сможешь на них ответить?

— Я должен попробовать. Это мой долг перед Линией и Союзом.

— Тогда не стану мешать тебе, шаттерлинг.

Казалось, я на цыпочках стою на краешке пропасти, еще дышу, и это уже здорово. Меня допустили в рой, допустили в информационный узел, удостоили встречи с куратором. Немногие странники достигли такого успеха, по крайней мере из числа вернувшихся.

— Нам давно известно, что Вигильность собирает информацию обо всей галактике, обо всей метацивилизации. На первый взгляд это говорит о вашей беспристрастности: конкретной темы вы не придерживаетесь.

— Такой вывод вполне понятен.

— Однако, присмотревшись, мы обнаружили признаки направленного поиска. Все странники, вернувшиеся с Вигильности, — и невредимые, и с расстроенной психикой — твердят, что определенным темам уделяется повышенное внимание. Статистический анализ ваших многовековых исследований показывает, что есть направление, которое вам важнее остальных.

— Какое же?

— Андромеда, — ответил я. — Точнее, Пустошь. По большому счету, можно сказать, что Вигильность преследует одну-единственную цель. Вас интересует все, что касается исчезновения туманности Андромеды и связанных с ним событий.

— Пустошью интересуются многие цивилизации, что совершенно не удивительно.

Я осмелился покачать головой, хотя неизвестно, заметил ли это куратор.

— Правда то, что все с тревогой думают о Пустоши и гадают, почему она появилась. Но дальше не продвинулся даже Союз Линий. Есть пара исследований, пара теорий — и только. Мы просто научились жить, игнорируя Пустошь. Это чистейший эскапизм, глупый и трусливый, но что поделаешь? Исчезновение Андромеды — самое значительное событие на нашей памяти. Даже поняв его суть, мы не сможем предотвратить подобное явление. Это проявление силы, которая выше нашего понимания, хоть промыслом Божьим ее называй.

— Возможно, так оно и есть.

— Господь уничтожил целую галактику, чтобы люди не впали в грех гордыни?

— Даже если это Промысл Божий, хотя наши данные эту теорию не подтверждают, — говорить так о Пустоши неправильно. Андромеда сейчас не видна, но там определенно что-то есть. Есть звезды, которые образование Пустоши не затронуло. По сути, Пустошь правильнее называть Окклюзией.

— Боюсь, название уже прижилось, — проговорил я, но, подумав над словами куратора, решил, что он прав. Согласно исследованиям Союза Линий Андромеда не пропала, а скорее исчезла из виду — не отражает излучение Вселенной, вплоть до микроволнового фонового, так же как рой Дайсона блокирует свет Млечного Пути у Вигильности. Однако на ее месте осталась не галактика, а нечто вроде норы, поглотившей пространство, черной кляксы с острым, как бритва, краем горизонта событий.[2]Такое и черной дырой не назовешь. Как сказал куратор, вокруг кляксы-норы до сих пор вращаются звезды и поодиночке, и скоплениями. Только их орбиты не реагируют на близость черной дыры, то есть не проявляется эффект Лензе — Тирринга.[3]Звезды двигаются, словно Андромеда не исчезла.