Сказания Древней Японии - Садзанами Сандзин

разок, как это он заставляет расцветать деревья. Эй, позвать его сейчас же сюда! – приказал он.

Вассалы кинулись исполнять его приказание и тотчас же привели старика.

– Ну, клюнуло, значит, – обрадовался старик и, довольный, предстал пред его светлостью.

Даймё взглянул на него, и что-то показалось ему в старике сомнительным.

– Ты ли кричал только что перед воротами, что ты дед Ханасака?

– Так точно, я самый.

– Гм… Тут что-то странное. Я думал, что на свете один только дед Ханасака… Ага, ты, значит, его ученик.

– Смею доложить, что нет. Я самый главный дед Ханасака, а тот, что имел честь быть здесь, во дворце, так он от меня уже.

– Ну, если ты самый главный, так это очень интересно… у тебя, значит, должно выйти еще лучше. Кстати, вот есть сухие деревья, покажи-ка свое искусство.

Получив это милостивое приказание, старикашка очень обрадовался, что случай удался так ловко. Тотчас же подошел он к сухому дереву, захватив добрую пригоршню пепла, и, воскликнув, сыпнул им с размаху… Дерево осталось таким же сухим, как и было, на нем не появилось ни единой почечки.

«Мало, значит», – подумал старик и сыпнул еще пригоршню. Дерево по-прежнему осталось сухим. Он сыпнул еще, еще, еще… давай засыпать его что было только сил, но цветы и не думали распускаться.

Вместо этого разлетевшийся во все стороны пепел перепачкал все, что было в саду, и набился даймё в глаза и нос, так что его светлость не выдержал и, придя вдруг в бешенство, страшно закричал:

– Ах ты, паршивый старикашка, самозваный дед Ханасака! Ловко же провел ты меня, негодная тварь. Взять его!

Повинуясь строгому приказу, самураи схватили старикашку, скрутили ему руки за спиной и бросили его в темницу.

А дед от вырытого клада да от пожалованных еще в награду его светлостью даров все богател да богател, и зажил он себе в довольстве, счастье и почете, известный всему свету под именем деда Ханасаки.

Оэяма

Давным-давно то было. Одно, сменяя другое, шли поколения земных императоров.

В шестьдесят шестое правление, во время божественного императора Итидзё-тэнно[34], жил-был великий военачальник Минамото Райко (Ёримицу)[35]. У него на службе состояли, как четыре хранителя неба[36], четыре храбрых самурая[37]: Усуи Садамицу, Саката Кинтоки, Урабэ Суэтакэ и Ватанабэ Цуна. Все они были так храбры, так сильны, что каждый из них в одиночку мог бы сражаться против тысячи человек.

Как раз в это время в местности Оэяма[38] провинции Тамба жил страшный черт по имени Сютэн Додзи[39]. По временам он принимал человеческий облик и появлялся в столице (тогда Киото). Там он похищал знатных юношей, гордость и надежду родителей, девушек, их радость и утешение, уводил в свое логовище и обращал их в слуг, а потом, разрывая их надвое, отрывал руки и ноги и всех их пожирал.

Случилось, что у одного из императорских советников, Икэды Купитаки, исчезла из дому единственная дочь, в которой и мать, и отец души не чаяли, исчезла совсем, неизвестно куда. Обратились к гадателю; он объявил, что девушка похищена этим самым чертом. В доме поднялся ужасный переполох, все от мала до велика были в страшном горе. Сам советник перестал ходить на службу и только и делал, что с утра до вечера оплакивал свою погибшую дочь. Наконец слухи об этом дошли до самого императора. Страшно разгневался божественный император, узнав про такое дело.

– Это из рук вон что такое! – говорил он. – Мало того что этот наглый черт поселился в моей Японии без моего позволения, он еще осмеливается похищать, когда ему заблагорассудится, людей из этой самой моей столицы, моих приближенных. Неужели нет никакой управы на эту подлую тварь? Неужели не найдется никого, чтобы сокрушить и уничтожить этого черта, отомстить ему за всех, успокоить мое сердце?!

Услышав такие императорские слова, первый министр[40] почтительно доложил:

– Немало ныне славных самураев в стране, но вряд ли кто из них сможет сослужить эту службу, кроме Райко, сына Тады Мандзё из рода Минамото. Хорошо бы призвать его и дать императорское твое повеление уничтожить черта.

Обрадовался император.

– Да, до меня дошли слухи, что этот Райко – известный воин; такой, как он, отлично управится не только с одним, но и с двумя чертями, – изволил изречь он и, призвав Райко, милостиво повелел ему отправиться и сокрушить черта.

Недоумевая, зачем бы это его так спешно изволил требовать к себе император, немедленно прибыл Райко во дворец и, удостоившись получить императорское повеление сокрушить черта, сейчас же оставил дворец, чтобы исполнить приказание.

«Но, – подумал он, – противник этот совсем не то, что противник из людей. Это самый страшный черт в мире. Самое лучшее – это не идти на него прямо с целым войском, а выбрать нескольких человек, самых доблестных самураев, и, проникнув с ними в переодетом виде, чтобы он и подозревать ничего не мог, в его жилище, напасть на него обманным образом и нанести ему удар врасплох».

Сейчас же призвал он своих четырех самураев: Цуну, Кинтоки, Садамицу и Суэтакэ да еще пятого воина Хираи Хосё. Условившись насчет плана действия, все они шестеро, начальник и пятеро подчиненных, отправились в поход на логово Сютэна Додзи в Оэяме. Перед походом они решили сходить на поклонение синтоистским[41] и буддийским[42] богам и помолиться им, чтобы они оказали свою божественную помощь и укрепили их.

Райко и Хосё отправились к храму Хатимана[43] в Отокояме, Цуна и Кинтоки – в синтоистский храм в Сумиёси[44], а Садамицу и Суэтакэ пошли к храму в Кумано[45]. Усердно молились самураи, прося, чтобы воинское счастье и удача не покидали их. Затем Райко принял начальство над пятью остальными самураями.

Одеты все они были горными отшельниками. На головах у них были монашеские шапочки, плащи грубого холста покрывали тело. Шлемы, брони, налокотники, поножи и прочие доспехи были припрятаны в дорожных котомках, которые каждый нес сам на спине. В одной руке – длинный и толстый монашеский посох, в другой – четки. На ногах – грубые соломенные сандалии. Смирно и степенно двигались они, безобидные монахи. Кому могло прийти на ум, что это идет на битву с чертом тот самый Райко, которому нет равных во всей Японии? Да! Лучше даже, чем черти, умеют изменять свой вид и являться в другом образе люди.

Весь отряд из столицы направился прямехонько в Тамбу. Разузнав, где находится жилище черта, подошли воители к подножию Оэямы. На этой горе жил черт, и, разумеется, крута и обрывиста была она до умопомрачения. Дорога бесконечно уходила в гору и вся загромождена была утесами и скалами, такими громадными, такими крутыми, что шапка валится смотреть на них. Густо, как лес, разросшиеся великаны-деревья, сплетаясь ветвями, нависали над головой непроницаемым сводом, и было так мрачно, так темно под ними, что днем даже нужен был фонарь. С бешеным ревом и грохотом неслись клокочущие воды по дну ущелий, и голова кружилась, если заглянуть в их бездонную глубину. Даже таким могучим богатырям, как Райко и его соратники, бывало подчас невмоготу.

Время от времени присаживались они на корни дерев перевести дыхание и, зачерпнув рукой воды из