Шахматы без пощады: секретные материалы... - Виктор Корчной

Шахматные события на Олимпиаде оказались не менее захватывающими, чем наша частная жизнь. Американский департамент на время ослабил культурную блокаду Кубы. Команда США во главе с Фишером прибыла в Гавану. В те годы Фишер не играл по пятницам и субботам, и организаторы Олимпиады, высокие правительственные чиновники обещали ему, что его требования в отношении переноса важных партий на другое время будут удовлетворены.

Приближался решающий поединок Олимпиады СССР — США. Выпало играть в субботу. Американцы просили отложить начало партии Фишера на несколько часов, чтобы он мог принять участие в матче. Наша команда собралась на экстренное заседание. Руководителем команды был Алексей Серов, работник аппарата КПСС. Поскольку он был с шахматистами в первый раз, он слабо представлял себе шахматные дела. Его помощником и главным советником был тренер команды И. Бондаревский. Человек резкого характера, он твердо усвоил принцип молотово-вышинской школы в переговорах с иностранцами: «Поскольку мы, то есть Советский Союз, сильнее всех на свете, мы не принимаем никаких условий — мы навязываем их!» Мне уже приходилось бывать под его началом в делегациях, приходилось оспаривать его точку зрения и даже выигрывать в споре. Я утверждал: «Раз мы наголову превосходим всех в шахматах, то без ущерба для себя можем и должны принимать компромиссные предложения иностранцев». Итак, на заседании главным оратором был Бондаревский, а возражал ему я. Остальные молчали. Цвет и гордость советского народа — Петросян, Спасский, Таль, Штейн, Полугаевский, Болеславский — сидели рядышком, опустив глаза в пол. Они не имели, да и не хотели иметь свое мнение по этому вопросу! Это их не касалось! Бондаревского поддерживал Серов, а меня — никто. Сталинцы без труда победили. В назначенное время советская команда пришла на игру, а американцы в полном составе не явились. Газеты протрубили о блестящей победе советских со счетом 4:0. Но дело этим не кончилось. Как же так?! Не успела Куба наладить нормальные отношения с Соединенными Штатами Америки, как некто Бондаревский нанес этим усилиям сокрушительный удар! Вопрос о срыве матча обсуждался правительством Кубы. Соответствующие разъяснения были посланы в Москву. Приказ Спорткомитета — матч должен быть сыгран! — охладил пыл сталинистов-руководителей команды. В специально отведенный день (все остальные команды были свободны) встреча состоялась. Советские выиграли 2,5:1,5.

Вступление в партию оказалось правильным шагом. Стало легче ездить за границу. Я избавился на время от ощущения неуверенности в завтрашнем дне, убедительно выиграл несколько турниров. В частности, в 1966 году — в Бухаресте, потом в Сочи, в 1967-м в Ленинграде, а потом в Будве, Югославия. Турнир в Ленинграде был особенный. В связи с 50-летним юбилеем советской власти была организована серия турниров с большой помпезностью, с неплохими призами. Прошел слух, что сам Фишер захотел сыграть в одном из них, даже без экстра-гонорара! Но ему было отказано — не хватало еще, чтобы такой праздничный турнир выиграл американец! Турнир в Москве выиграл Штейн, турнир послабее в Ленинграде — я.

Центральным событием 1967 года был межзональный турнир в Сусе (Тунис). Обычно я сотрудничал с ленинградскими шахматистами — Фурманом, Осносом. По каким-то причинам мне на этот раз не удалось связаться с ними. Моим тренером в Сусе стал московский гроссмейстер Е. Васюков. Прилежный, добросовестный работник, но дебютный репертуар у него был совсем другой.

Совместная работа получалась плохо, я шел в турнире на 50 %. А лидировал Фишер, который демонстрировал потрясающую игру. Его партия со мной после интересной борьбы закончилась вничью. Это была одна из последних, сыгранных им в турнире партий. Обычно соревнование покидают неудачники — аутсайдеры или заболевшие по дороге. На этот раз турнир покинул вполне здоровый, ошеломивший всех классом игры Фишер! На финише мне выигрышем пяти партий подряд удалось войти в тройку победителей. А выиграл межзональный после ухода Фишера Б. Ларсен.

Запомнилась мне на закрытии форма, довольно редкая в то время, награждения участников. Шахматисты капиталистических стран получали призы, как и было записано в регламенте турнира, в швейцарских франках, а представители социалистического блока — в чеках на тунисские динары, которые нигде не обменивались. Совсем по Орвеллу: «Все животные равны, но некоторые равны больше, чем другие». Надо признать — в Москве нам пошли навстречу и обменяли странные чеки на сертификаты. Объясню молодым людям, что это такое. Свободный обмен валюты в СССР был запрещен, виновных строго наказывали. Запрещено было иметь счета в иностранных банках или валютные счета в советских банках. А что же было разрешено? Можно было заплатить валютой в торговом представительстве СССР за границей, а дома получить товар, который в СССР свободно не продавался. Так, в 1963 году я заплатил в Гаване 1000 песо, половину своего первого приза, а через полгода в «Апраксином дворе» в Ленинграде получил машину «Москвич». А можно было, оставив деньги в торгпредстве, получить за них бумаги, т. н. сертификаты, товары на которые продавались в магазинах «Березка», расположенных в крупных городах страны, магазинах, куда простой люд не пускали. Сертификаты были трех типов: самые дешевые, синего цвета — для денег из стран-сателлитов, желтые — из стран в переходном состоянии (Югославия, Тунис, Куба), и самые дорогие, кажется, красного цвета — для капиталистических стран. Таким образом, государство предупреждало спекуляцию валютой. А вместо этого процветала спекуляция сертификатами, в которой, однако, государство тоже принимало участие.

Еще кое-что новое мне пришлось узнать во время межзонального турнира. Помнится, играя с монголом Мягмарсуреном, я был поражен, как грамотно, образцово он разыгрывает дебют. У советских шахматистов у каждого было по тренеру. Дел у них было немного. Неудивительно, что пошли слухи, будто тренер Геллера Гуфельд готовил Мягмарсурена к партии с Фишером. Но мне и в голову не приходило, что советский тренер может готовить иностранного участника против меня! После этой партии я поумнел… Гениальный шахматист был Ефим Геллер. Вон, Пушкин в пьесе «Моцарт и Сальери» писал: «Гений и злодейство несовместны». Ошибался поэт…

Оглядываясь на пройденный мною путь, я считаю год 1968-й едва ли не самым успешным в моей жизни: я выиграл, на редкость убедительно, два крупных турнира и несколько трудных матчей. В начале года я играл в Голландии в Вейк-ан-Зее. Я выиграл 7 партий подряд. Седьмым в ряду оказался мой главный конкурент Таль. После 11-ти туров у меня было 10,5 очков. Я думал установить новый рекорд, но в 12-м туре, грубо зевнув, проиграл Портишу. Турнир потерял для меня интерес, оставшиеся партии я закончил без борьбы вничью. С результатом 12 из 15-ти я на три очка обошел Таля, Портиша и Горта.

Во время турнира к нам с Талем подошел какой-то немолодой человек и сказал: «Я живу в Антверпене — поехали в Антверпен!» Как это, мы же советские граждане, нам нельзя — это же другая страна, Бельгия… «Да это Бенилюкс!» «Но там же граница…» «А, не волнуйтесь!» На всякий случай он снял со стены несколько газетных вырезок, где рассказывалось о нашем турнире, мы сели в его машину и поехали. Там не очень далеко, час до границы и еще час до Антверпена. А это — город, где делают бриллианты, и наш спутник имел к этому отношение. Он привел нас в какую-то мастерскую. Там было довольно темно. Он спросил у работников: «Кто это?» Один человек посмотрел, глаза у него округлились: «Это Таль!»