Пилот ракетоносца. Выбор курса - Макс Мах

— Вам будет ассистировать практикант Комлев, — сообщил командир.

Мог бы и не говорить. Эрик сам уже все увидел и понял. Запасной командный центр находился как раз в носовой оконечности, там, по-видимому, и погибли первый помощник, второй пилот и стажер. Теперь командир вводил в дело запасную пилотажную рубку, для которой у него по печальному стечению обстоятельств имелись только два пилота: лейтенант Эрик Минц и гардемарин Линда Комлев.

— Вас зовут Линда? — спросил он, устраиваясь в ложементе.

— Да.

— Боитесь?

— Нет.

— Зря! — Эрик защелкнул фиксаторы ремней и положил руку на джойстик. — Страх отличный мотиватор и верный спутник… героев… Пристегнитесь!

Пока разговаривали, Эрик, не слишком стесняясь свидетелей, сделал глоток «воды» — принял свое чертово зелье — смесь из трех препаратов, предоставленных ему лабораторией биоактивных материалов. Без этой гадости ему даже КАБИ[27] не включить. Да и с этим зельем, неизвестно, то ли сработает, то ли нет. Эрик этого еще ни разу после Парацельса не пробовал, и потому не знал, выдержит ли его бедный мозг работу с адаптивным интерфейсом или окончательно «поплывет».

— Приготовиться принять управление!

Что ж, чему быть, того не миновать! Эрик простился мысленно со всеми, кто был ему дорог — а таких на круг оказалось всего двое, да и те двойняшки, — и включил КАБИ. Удар «по мозгам» оказался такой силы, что Эрик едва сумел сдержать рвущийся из горла крик. Судя по всему, сейчас с ним происходило именно то, на что рассчитывали три года назад шутники с «Птицелова», когда Эрик впервые надел шлем с включенным адаптивным интерфейсом. «Больно и весело», как-то так. Но, к счастью, эффекты адаптации продолжались недолго. Всего сорок три секунды, если верить таймеру в левом поле зрения.

«Живой, кажется…» Он был совершенно мокрым от пота, во рту ощущался металлический привкус крови, руки и ноги дрожали, но он был жив, и он подключился к управлению кораблем.

Следующие семь минут Эрик следил через КАБИ за продолжением атаки. «Акинак» получил еще два попадания в корпус, но из боя не вышел. Совместными усилиями крейсеров удалось серьезно повредить «Аль Ифрит» и один из больших эсминцев, но главное — имперские ударные крейсера пробили «туннель атаки» для тяжелых ракетоносцев, и те показали себя во всей красе. Развив чудовищную скорость, они практически мгновенно обошли крейсера, оставив их ромбовидный ордер позади, и провели классическую атаку, приблизившись к вражеским кораблям, что называется, на расстояние пистолетного выстрела. Впрочем, «Акинак» и другие ударные крейсера тоже внесли свою лепту в разгром вражеской эскадры. Теперь уже они, следуя за ракетоносцами, вплотную приблизились к вражескому ордеру и произвели пуски своих собственных более легких, но не менее смертоносных ракет. К слову сказать, этот парадокс — тяжелые противокорабельные ракеты на атакующих фрегатах и легкие — на ударных крейсерах — неизменно удивлял Эрика, но за делами он все как-то не собрался выяснить, отчего так.

В общем, Эрику было на что посмотреть, и он смотрел, в любой момент ожидая приказа принять управление крейсером на себя, и дождался. Команда «принять управление» прозвучала в автоматическом режиме, и Эрик отреагировал на нее так, как его учили — не задумываясь. Он принял управление и сразу же забыл обо всем остальном. Ни боль, ни страх, ни посторонние мысли — ничто не могло нарушить его сосредоточенность, а ведь ему практически и делать-то ничего не надо было — только удерживать крейсер на боевом курсе. Впрочем, просто было только в начале. На сорок восьмой секунде повреждение одного из двух ходовых двигателей едва не вызвало хаотическое вращение «Акинака». Крейсер вздрогнул, и его ощутимо повело в сторону, одновременно начиная закручивать в продольной плоскости. Но крейсер не ракетоносец, ему такие маневры противопоказаны, в особенности под вражеским огнем.

Эрик успел среагировать на мгновение раньше, чем стало слишком поздно. Он с ходу врубил маневровые двигатели и начал компенсировать ими крутящий момент. Отключить поврежденный двигатель он не мог. Мгновенная остановка одного из двух ходовых двигателей вызвала бы такую лавину осложнений, что тогда лучше уж было вырубить сразу оба, потому что в одиночку Эрик со всеми этими проблемами никогда бы не справился, а второй пилот у него был еще хуже, чем он сам. Поэтому и удерживать крейсер на курсе, и гасить крутящий момент ему приходилось самому, передоверив гардемарину Комлев лишь ряд второстепенных задач, типа сохранения неизменной скорости или связи с двигателистами. К счастью, этот ужас — а Эрик был настолько поглощён свалившимся на него грузом ответственности, что даже забыл, что крейсер находится под огнем, — продолжался недолго. Через две с четвертью минуты снова ожил Центральный пост. Оказывается, «прилетело» не в рубку, но от нескольких неприятных попаданий Центральный пост потерял управление кораблем. На самом деле именно для таких ситуаций и предусматривается, в частности, «запасная рубка». Уловив сбой в управлении крейсером, главный компьютер «Акинака» тут же задействовал Эрика и воспринимал его в качестве первого пилота до тех пор, пока рубка не восстановила контроль над ситуацией. Все про все заняло чуть больше трех минут, но Эрику и того хватило. Слава богу, что для них на этом бой, в сущности, уже закончился.

Подошли тяжелые корабли в сопровождении эсминцев и «носителя» «Голиаф», сбросившего свои ракетоносцы, и дело пошло веселее, а «Акинак» наконец вышел из боя и своим ходом пошел в ремонтные доки на высокой орбите Эно. С громадным облегчением Эрик отключил интерфейс и оставшуюся часть пути — почти три часа бортового времени — просто лежал в ложементе. По правилам они с Линдой должны были подстраховывать основную пилотажную группу до полного прекращения боевых действий, а отбой командир крейсера сыграл лишь тогда, когда «Акинак» принял на борт швартовочную команду доков во главе с местным лоцманом. Вот теперь Эрик мог отстегнуть ременную сбрую и встать с ложемента…

1. Двенадцатое декабря 2533 года, Метрополис, планета Эно

Сражение, разыгравшееся десятого декабря в системе Эно, стало третьим в короткой биографии Эрика, и первым, в котором он не принимал активного участия. И оказалось, что быть зрителем ему не нравится. Сидеть «на ровной попе» и наблюдать за тем, как сражаются другие, показалось ему, во-первых, неприличным — это как подсматривать за чужим сексом, — а во-вторых, невероятно утомительным. Невозможность действовать самому изматывала нервы не меньше, чем собственная атака на какой-нибудь вражеский крейсер, а пожалуй, и больше. Бессилие наблюдателя, неспособного вмешаться в ужасающую реальность творящейся на твоих глазах резни, страшный опыт. Но все вокруг отчего-то были уверены, что Эрику такое — хоть бы хны. В особенности после того, как стало известно, что он в течение трех минут в одиночку удерживал крейсер на плаву. «Железные нервы», сказала кавторанг Вурст, и все были с ней согласны. Даже гардемарин Комлев — она отчего-то не хотела, чтобы Эрик называл ее, как это принято на рузе, Комлевой, — даже она, видевшая, в каком состоянии он встал с ложемента, была уверена и всем об этом рассказывала, что лейтенант Минц — «кремень мужик».