Дженнифер и Ники - Донна М. Перкинс

Дженнифер дважды видела его выступления в Нью-Йорке и еще много раз по телевизору. Ей казалось, что он летает по сцене, подобно волшебному Питеру Пену.

Что больше всего привлекало Дженнифер в ее профессии то, что фотографу разрешалось заниматься любыми проектами, какие только его привлекали, встречаться со своими кумирами, с теми, о ком она грезила много лет, как о Юрии Московом.

Он снимал номер в отеле Сен-Этьен на Пятой Авеню. Она нагрузила машину аппаратурой, необходимой для съемки, и шофер направился по 79 стрит через парк. Время приближалось к Рождеству. Везде лежал глубокий снег. На фоне стального зимнего неба деревья казались черными и голыми.

Дженнифер не терпелось встретиться с Юрием Московым, и в этом было не только служебное рвение. Она была его страстной поклонницей, она грезила о нем. Часто, глядя на его танец, она думала, что никто другой не сможет сфотографировать его так, как она. Многие люди поют под душем, Дженнифер часто начинала день с танца под музыку «Лебединого озера».

Два боя помогли Дженнифер затащить ее аппаратуру к номеру-люкс под самой крышей, где ровно в полдень она должна была встретиться с Юрием. Получив щедрые чаевые, они удалились, оставив Дженнифер, окруженную многочисленными сумками, перед дверью.

Прежде, чем постучать, она взглянула на свои часы «Rolex» и отметила, что опоздала на пять минут. Она старалась быть пунктуальной.

Зная, что Юрий ценит в женщинах именно женственность, Дженнифер надела сегодня свой шелковый костюм-тройку. В жакете, широкой юбке с золотым поясом и белом топе она чувствовала себя несколько неуклюже. Ощущение избытка одежды компенсировалось разве лишь тем, что, надев кружевные чулки и пояс, она «забыла» трусики. Встречаясь с кумиром, она придерживалась правила: «Будь наготове. Кто знает, что будет».

Она постучала еще раз и стала ждать. Она услышала шаги, и дверь внезапно распахнулась. Дженнифер зарделась, точно школьница.

Юрий Московой стоял перед ней в черной шелковой пижаме. Одной рукой он поскреб во всклокоченных, падающих на лоб волосах, а другой почесал промежность. Она заметила, как в ширинке пижамы пульсировала головка его пениса, и в смущении отвернулась. Его лицо выглядело заспанным, глаза были припухшими ото сна. Он нахмурился и искоса посмотрел на нее, обнажая крепкие белые зубы.

— Кто вы? — сонно пробормотал он, яростно протирая глаза. Его широкое славянское лицо стало похоже на кошачью морду.

— Сейчас двенадцать часов, полдень. Ну, теперь вспомнили?

— Нет. Я каждый день встаю в двенадцать, — проворчал он и снова почесал в промежности. Этот жест был ей неприятен, ибо она вновь могла кое-что заметить.

— Дженнифер Сорел, — представилась она.

— Динь-дон, динь-дон, — пробасил он, — минутку, минутку. Сейчас я вспомню.

Он оглядел ее с ног до головы и, видимо, остался доволен. Он поднял брови, когда взгляд его упал ей на грудь, теперь он проснулся, его глаза ожили, это было ясно как день.

— А вы красивы. Аж дух захватывает. Теперь я вспомнил. Вы фотограф. Щелк, щелк. Ну проходите. Давайте я вам помогу. Но прежде, прежде…

Он смачно поцеловал ее пальцы.

— Боже, как же я мог забыть? — сокрушался он, качая головой.

Он взял две сумки и пошел впереди нее по длинному коридору, увешанному балетными снимками в дорогих оправах, изображающих его гастроли по всему миру. Дженнифер, изумленная, следовала за ним, чувствуя себя настолько беспомощной, что из простого чувства самозащиты остановилась, поставила вещи на пол и достала свой «Никон». Настроив фотоаппарат, она засняла Юрия Москового в тот момент, когда он ставил сумки посреди комнаты.

Услышав щелчок, он обернулся:

— What are you doing? — закричал он с сильным русским акцентом.

Она была так поражена, что начала заикаться:

— Я… я думала, может быть, кадр скрытой камерой. Чтобы вработаться, — неуверенно добавила она.

— Никаких скрытых камер, — от возмущения он перешел на русский. Несмотря на растерянность, Дженнифер владела собой. Ей уже не раз приходилось иметь дело с эксцентричными звездами, но такое она видела впервые.

— Не кричите на меня, — проговорила она тихо, но настойчиво. — Извините, если я напугала вас.

Он помотал головой, как бы приходя в себя. Его густые брови выгнулись дугой, мясистый нос нервно подрагивал. Потом он осклабился:

— Извините, мисс Сорел. У нас камера — это оружие. Скрытую съемку ведут спецслужбы. Я действовал инстинктивно.

— Я здесь, чтобы сделать фотографии для вашей книги о том, как вы сбежали из России. Я Дженнифер Сорел.

— Вы уже говорили.

— Кажется, не помешает вам это напомнить.

Он выдохнул с облегчением:

— Вы сильная женщина.

— Я такая, какой приходится быть. И это мне нравится.

— Вам нравится снимать русских грубиянов, только что пробудившихся от сладких грез о царизме и ведущих себя с вами по-хамски?

— Вы — Юрий Московой, — напомнила она ему, как секунду назад напоминала себе.

— Это значит, что вы готовы терпеть мой дурной нрав?

Его нижняя губа отвисла, он бросился на неубранную кровать под канделябром. Растянувшись на кровати, он скрестил ноги и нахально смотрел на нее. «Русский Мик Джаггер», — подумала она.

Она осторожно взглянула на него. Он улыбался, растянувшись на простынях. Нет, это не улыбка, решила она; вовсе не улыбка, это сладострастная ухмылка.

— Вы не готовы к съемке. Может быть, мне прийти попозже, когда вы позавтракаете?

Он вскочил и принялся расхаживать по комнате в своей пижаме. Смелый взгляд Дженнифер остановился на круглом гладком бугорке его задницы и на другом бугорке поменьше, обозначившемся спереди. И все же она не могла не думать об Алэне. Она слишком долго пробыла с ним.

— Я не знаю, что делать с женщинами наподобие вас. Я согласен, мои американские поклонницы приходят ко мне, но я не знаю, что делать. Иногда мне кажется, что мой танец для них ничего не значит. Они хотят большего, чем может дать мужчина. Entrechat их не впечатляют, они рассматривают их как прелюдию. Не могли бы вы объяснить, чего хотят американские женщины.

— Я не могу, мистер Московой.

— Юрий. Для женщин такой потрясающей красоты я просто Юрий.

— Не просите меня объяснить поведение американок, Юрий. Это заняло бы слишком много времени.

— Но вы могли бы?

Она кивнула и улыбнулась.

Конечно, она могла бы, причем весьма доходчиво ехидная ухмылка говорила, что он понял это.

Он принял позу, раскинув руки, и обнажил зубы в широкой улыбке. Она направила «Никон» в его сторону и вежливо отщелкала дюжину кадров.