Садовые чары - Сара Эдисон Аллен

— Я не знала, что вы только что переехали.

Он взъерошил волосы.

— Я переехал с месяц назад. Все никак не могу разобрать вещи. Сколько сейчас времени? Пошел на кухню, взялся за кисти и позабыл обо всем на свете.

— Самое начало шестого. И в какой цвет вы красите кухню?

Он со смехом покачал головой.

— Нет-нет. Это не те кисти. Я рисовал. На кухне у меня мольберт.

— А-а, так вы художник.

— Я преподаю изобразительное искусство в Орионовском колледже. — Тайлер переложил стопку газет со стула на пол. — Присаживайтесь, пожалуйста.

— Давно вы в Бэскоме? — спросила она, устраиваясь на стуле.

— Около года.

Он огляделся в поисках еще одного места, куда можно было бы присесть, снова провел рукой по волосам, убирая их со лба.

— Знаете что? Я могла бы вас подстричь, если хотите.

Он снова взглянул на нее с досадой.

— Я все время забываю подстричься. А что, вы правда могли бы?

— Перед вами дипломированный парикмахер.

— Понятно. Было бы здорово. Спасибо. — Он переставил коробку с дивана на пол и сел. — Я рад, что вы зашли. Я ведь пока толком никого здесь не знаю. Ну, разве что миссис Крановски, которая по полдня гоняется по округе за своим псом.

— Миссис Крановски я помню. Ей же небось уже лет сто?

— Для своего возраста она на удивление проворна.

Сидни засмеялась и мысленно похвалила себя за хорошую идею.

— Завтра же приду к вам с ножницами и всем, что нужно для стрижки. Не возражаете, если я прихвачу с собой дочку?

— Ну что вы.

Сидни изучающе поглядела на него.

— Значит, вам нравится моя сестра.

Это замечание застало Тайлера врасплох, но, похоже, ему и в голову не пришло уклониться от ответа.

— Вы из тех, кто говорит без обиняков, да? Я почти не знаю вашу сестру. Но я... да, она мне нравится. Она меня... завораживает.

Он наклонился вперед, упершись локтями в колени, и улыбнулся, открыто и восхищенно. Улыбка была настолько заразительной, что Сидни улыбнулась в ответ.

— Я даже видел ее во сне. Со мной никогда раньше не случалось ничего подобного. У нее были короткие волосы и такой ободок на голове... — Он запнулся и откинулся назад. — Пожалуй, лучше мне умолкнуть, пока вы не сочли меня совсем ненормальным.

Он вовсе не казался ей ненормальным. Он казался славным, таким славным, что Сидни даже чуть-чуть позавидовала сестре.

— Вот и моей дочери она тоже нравится.

— Судя по всему, вы от этого не в восторге.

— Нет, я не совсем так выразилась, — вздохнула Сидни. — Просто я этого не ожидала. В детстве мы с Клер вечно ссорились. Думаю, мы обе вздохнули с облегчением, когда я уехала из города. Она не очень меня любила. Я не думала, что она полюбит Бэй.

— И долго вы были в отъезде?

— Десять лет. Не думала, что я когда-нибудь вернусь. — Она тряхнула головой, как будто отгоняла какие-то мысли. — Ничего, если я буду заходить время от времени? Вам нравится моя сестра, а не я, так что я не настаиваю. Просто мне необходимо иногда вырываться из этого дома. Может, закажем пиццу? Я угощаю.

— Неплохая мысль. По-моему, сегодня я еще ничего не ел. — Тайлер задумчиво поглядел на нее. — Можете заходить в любое время, но только десять лет — немалый срок. Неужели вам не хочется повидать никого из старых друзей?

Старые друзья. Она чуть не рассмеялась. Двуличные бесхребетные предатели. Нет уж, спасибо.

— Нет. Я же говорила, что не собиралась возвращаться.

— Сожженные мосты? — проницательно спросил Тайлер.

А он, оказывается, был не настолько рассеян, как могло показаться по его образу жизни.

— Что-то в этом роде.

А в это время на другом конце города Эмма Кларк, собиравшаяся на благотворительный бал, даже не подозревала, что ее мир готов полететь в тартарары. Напротив, она с нетерпением ждала этого вечера, в очередной раз предвкушая всеобщее восхищение.

В семействе Кларк все женщины обожали быть в центре внимания. В особенности мужского. И без труда его получали, учитывая, что об их искушенности в любви ходили легенды. И замуж они всегда выходили удачно.

Муж Эммы Кларк, Хантер-Джон Мэттисон, был самой завидной партией в городе, и все это знали. Он был общителен, красив, атлетически сложен и к тому же являлся наследником семейной империи по производству сборных домов. Мать Эммы, будучи женщиной прозорливой, решила, что ее дочь станет женой Хантера-Джона, едва они оба вышли из младенческого возраста. Их семьи вращались в одних и тех же кругах, так что внедрить эту мысль в сознание окружающих и свести детей было несложно. Однажды летом, когда Эмме и Хантеру-Джону было по десять лет, их семьи даже провели вместе месяц на Кейп-Мее, и мать Эммы не упускала возможности при каждом удобном случае обратить внимание присутствующих на то, как мило они смотрятся вдвоем.

Единственная загвоздка заключалась в том, что, вопреки всем ухищрениям ее матери, несмотря на ее красоту и положение в обществе, несмотря на то, что она с пятнадцати лет ублажала парней под трибунами стадиона и что ни один мужчина в здравом уме не отказался бы от нее, все старшие классы Хантер-Джон был безнадежно влюблен в Сидни Уэверли.

О, он понимал, что не должен с ней связываться. Люди их круга не общались с Уэверли. Но все его друзья были в курсе, что он без ума от Сидни, такими глазами он смотрел на нее и такой подростковый трагизм порой сквозил в его действиях, так ясно давал он понять всем окружающим, что жизнь его без любви не имеет смысла.

Когда ему исполнилось шестнадцать, он один-единственный раз взбрыкнул и в конце концов пригласил Сидни на свидание. Ко всеобщему изумлению, его родители не стали возражать. «Пускай парень перебесится, — сказал тогда его отец. — Она хорошенькая и не такая чудная, как все прочие Уэверли, так что никакого вреда не будет. Мой сын знает, чего от него ждут, когда он закончит школу. Я тоже немало покуролесил, пока не понял, что пора остепениться».

Хуже этого дня в жизни Эммы был только один.

В последующие два года приятелям Хантера-Джона ничего не оставалось, кроме как терпеть общество Сидни Уэверли, поскольку они с Хантером-Джоном были неразлучны. Мать учила Эмму держать рот на замке, а врагов на коротком поводке, поэтому Эмма скрепя сердце подружилась с Сидни и нередко приглашала ее в гости с ночевкой. В доме у Кларков было множество свободных комнат, однако Эмма неизменно укладывала Сидни спать на полу в своей спальне. Та не протестовала, потому что терпеть не могла дом Уэверли и рада была сбежать куда угодно, но в большинстве случаев Эмма в конце концов сама перебиралась на пол к Сидни; там они готовили уроки или просто болтали. Сидни, конечно, была Уэверли, но она была неглупа и с ней было весело, а уж прически она умела делать как никто другой. Эмма до сих пор помнила, как однажды позволила Сидни уложить ей волосы и потом в тот день все у нее складывалось как нельзя более удачно, словно по волшебству. Хантер-Джон даже сделал ей комплимент. Самой Эмме потом так и не удалось воспроизвести ту укладку. Это было время, когда Сидни даже нравилась Эмме.