История под знаком вопроса - Евгений Габович

Об искажениях истории нужно говорить очень осторожно. Лучше всего вообще не затрагивать эту тему. Но уж если совсем неймется, ограничиваться рассмотрением совсем небольших искажений, не имеющих принципиального значения. Можно, например, говорить о том, что Лютер на самом деле не прибивал своих тезисов на дверь местного собора в Виттенберге: эту впечатляющую простой народ картину придумал много позже не имевшего место события друг и соратник Лютера, его правая рука, его «серый кардинал» Меланхтон. И хорошо сделал, что придумал: картина эта так крепко закрепилась в массовом сознании, что никакие разоблачения не могут ее поколебать.

Это — малое искажение прошлого, малая ложь, которая не исказила — как считают многие — самой сути лютеровской духовной Революции. Не прибил, но ведь мог и прибить. Может, гвоздя под рукой не оказалось, может быть, дверь была металлом обита, может быть, сама эта идея ему в голову не пришла. Но могла и прийти, мог и гвоздь найти, могла и медная обшивка в некоторых местах прохудиться. И вообще, мы ведь не прошлое пишем, а только некую его модель. И достоверность оной является вовсе не единственным к ней требованием: писательское мастерство во все века ценилось выше достоверности. История должна с интересом читаться, должна быть на порядок интереснее, чем телефонная книга или даже инструкция по пользованию пылесосом.

Итак, дорогие аналитики истории, пишите себе о небольших искажениях прошлого, но ни в коем случае не пытаясь увидеть в оном некий размах, некую широту, некий общий принцип или злой умысел. И не дай боже говорить о целых эпохах искажения прошлого! Стоит только заговорить о широкомасштабном выдумывании истории, как тебя начинают подозревать в склонности к теории о заговорах, в душевном нездоровье, в преследовании корыстных целей и во многих других грехах, которые даже и не выдумаешь, пока не прочтешь опусы своих общественных обвинителей…

Любимая реакция верующих — речь идет о членах массовой церкви ТИ — на нашу критику: а как вы себе это представляете?! Кому же это было нужно? И кому было по силам координировать все постулируемые вами — критиканами выдумки на темы прошлого?! И тут уж не помогают пояснения такого рода, что, мол, координация была такой приблизительно, как в Советском Союзе: каждый пишущий сам себя нужным образом координировал. И не должна была координация быть слишком тотальной, ибо именно наличие некоторых противоречий усложняло и запутывало картину настолько, что уже и мужества лезть в эти дебри почти ни у кого не оставалось. А нужно было придуманное определенным образом прошлое многим и всяким и разным: и церкви, и феодальным властителям, и церковным и рыцарским орденам, и отдельным дворянам. И вообще каждому, кого жизнь заставляла обманывать окружающих и самого себя, а уж этого было в конце средневековья не меньше, чем сегодня, когда поддельные дипломы, справки, свидетельства и прочие документы можно заказать чуть ли не на каждой станции метро.

Лично я считаю, что в ходе придумывания прошлого, как древности, так и античности и средневековья, никакой единой акции выявить не удастся. Как всегда, был хаос, в который многие пытались внести некое подобие порядка. Происходило коллективное творчество, участвующие в котором писатели следили, по мере сил, за работами своих коллег и старались им не противоречить, по крайней мере, слишком уж явно. Конечно, были заинтересованные силы и группы, были идейные вдохновители и лидеры, были организаторы массовой продукции, было движение финансовых средств, но в еще большей мере, чем звон презренного металла, чем алчность и законный поиск материального успеха, сочинителями прошлого двигали желание славы, да и иные мотивы. По меньшей мере, в последние века религиозные, идеологические, в частности, националистические или неверно понятые патриотические чувства играли не меньшую роль, чем надежда на получение хоть какого-то гонорара.

Правда, в исторической аналитике имеется сильное течение авторов, уверенных в том, что выдумывание виртуального прошлого было организовано как некая «большая акция», как планомерное изготовление вводящих в заблуждение апокрифов на исторические темы. Эта позиция восходит к немецкому классику исторической аналитики Вильгельму Каммайеру, который и ввел термин «большая акция» в обиход. Сначала Каммайер считал организатором «большой акции» католичество с его монашеством и возглавляемой папами церковной иерархией, но со временем был вынужден расширить ее базу и рассмотреть также феодалов разного уровня и вообще алчное до титулов и земельных владений дворянство. Уве Топпер назвал «Большой акцией» свою первую историко-аналитическую книгу, которую мы при переводе на русский окрестили «Великим обманом». Мне казалось, что «большая акция» звучит по-русски как-то не так. Тем более, что текст его книги не дает однозначной возможности вскрыть те силы, которые могли стоять за организованной на целом континенте акцией по придумыванию виртуального прошлого. Впрочем, Топпер уверен, что организаторы такой акции достаточно четко названы в отдельных главах его книги, а именно: католическая церковь, папы римские, иезуиты и другие церковные писатели, хотя он пишет и о писателях — гуманистах, и о гугеноте Скалигере, и о современных историках, продолжающих все ту же «Большую акцию».

Так как в этой главе меня будут интересовать отражение идеи о выдумывании истории и возможные механизмы оного в художественной литературе, я приведу сначала отрывок из романа Орвелла «1984», навеянный его наблюдениями за советскими и испанскими коммунистами, с которыми ему — анархисту пришлось сотрудничать в ходе гражданской войны в Испании. За это сотрудничество он чуть было не поплатился жизнью, когда коммунисты в очередной раз решили переписать некую главу современной истории путем физического уничтожения своих союзников с не совсем правильной — с их точки зрения — идеологией. Спасло его ранение и возвращение в Англию до начала «чистки» анархистов коммунистами. В этом отрывке Орвелл рассказывает о том, как могла бы функционировать «большая акция» в конце XX века в условиях тоталитарной диктатуры.